Тело вновь напомнило о себе: заболели рёбра, под локтём растеклось что-то горячее. В голове гудело.
Ну нафиг эту глупую жизнь с её глупыми законами.Умру прямо здесь, на углу проезжей части, и больше никогда не буду плакать.
- Эй, ты в порядке? - раздалось надо мной.
Вот прицепились, я тут умирать собралась, а меня тормошат!
Совершенно бесцеремонно меня потрясли за плечо.
- Да, - буркнула я.
Но человек, пытавшийся привести меня в чувство, явно не заслуживал такого отношения.
Постаралась приподняться. Вышло плохо, так что сказала, не поворачиваясь:
- Спасибо за заботу, но всё и правда хорошо, я справлюсь.
Он и не думал уходить.
- Точно?
О нет. Я знала этот голос.
Злоба ещё не отступила полностью, так что мне удалось резко повернуться. Конечно же, над моей головой возвышался Двадцать. В своей дурацкой шляпе и со своими дурацкими лисьими глазами!. В руках он держал мой скейт.
Я лежала на спине, на асфальте, мимо проносились машины. Тело ломило, одежда все в грязи и пыли, самый худший день в моей жизни (вру, не самый, но), а он стоит там, у неба, моргает по-совиному да ещё и улыбается. А я ведь его пошла спасать, за него волновалась, а он - здрасьте - живой.
- Уходи, - сказала я. - Не хочу тебя видеть.
Он нахмурился.
- Почему? Я тебя обидел?
- Потому что я волновалась за тебя, поехала проверять, а в итоге сама попала в передрягу. Это как, нормально в твоём мире?
Он наклонился ниже, тень его шляпы упала на моё лицо, укрыв глаза от солнца.
- Но так оно обычно и бывает. Ты идешь куда и случается что-то. Какая разница, в чём причина?
- А если я не хочу ни во что влипать?
Он присел на корточки. Подол плаща упал на мои колени.
- Ну, а как так, как же тогда про тебя рассказывать сказку, в которой ничего не произойдёт?
Я огрызнулась:
- У меня куча всего происходит, особенно последнее время. Я хочу затишья. Устала.
- Ну вот, ты лежишь на асфальте. Отдыхаешь.
Мимо нас проплывали прохожие. Видимо, они думали, что он мне поможет. А он выглядел так, будто хотел, но не решался.
Я перевела взгляд с жёлтых глаз на голубое небо.
- Это не совсем то.
- Если ты хочешь полежать на асфальте чуть дольше, то лучше не здесь.
- Но я не хочу лежать. Я хочу понять, что мне делать с этой жизнью. Что происходит. Как мне на это реагировать.
- Отдыхом эти вопросы и не пахнут, знаешь.
- Знаю.
Мы помолчали. Асфальт начал быть некомфортным.
- Ты следил за мной, что ли?
Двадцать удивлённо посмотрел на меня. Кивнул. Помотал головой.
- Не изначально за тобой, сначала за ним - Хорошим Господином, а уж потом, когда ты умчалась, буквально умчалась, а не убежала, я отправился за тобой.
Издав далеко не изящный звук - подобие кряхтения - я приподнялась на локтях. Правый ужасающе заныл, видимо, им и ударилась при падении. Соломенная прядь Двадцать маячила перед глазами, как колосок в чистом поле.
Я редко скептична, крайне. Обычно именно я - та самая дурёха, что вечно ведётся на розыгрыши и не понимает сарказма, но тут даже мне ясно, что логика и факты не сходятся.
- Послушай, Двадцать, - было очень странно его так называть, но пришлось, - ты, пожалуй что, должен быть гепардом… Ну, хотя бы гончей, чтобы угнаться за мной на скейтборде. Особенно когда я ехала так быстро и так далеко. Я не хочу сказать, что ты врёшь, но это… - я выдохнула, - это невозможно.
Двадцать снова наклонил голову.
- Значит, - помолчал, - значит, всё это крайне удачное стечение обстоятельств. А если так, то волноваться не о чем: на это самое “стечение” мы повлиять никак не можем.
Он протянул руку.
- Поднимись, пожалуйста. Тебе о многом надо подумать.
Его ладонь была длинной, пальцы - узкими. Я внимательно разглядывала её пару секунд и протянула свою, грязную, окровавленную, со сломанным ногтем.
Рывок, поднявший меня на ноги, болью отозвался в теле, по предплечью стекала кровь, огибала большой палец и капала с ногтя. Я оглядела повреждения. Не такие уж большие, но крайне неприятные: в руке звенело, одежда вся в грязи, на джинсах зияла большая дыра, кожа саднила, царапины меланхолично кровоточили.