На сияющем от счастья лице Анатолия, кажется, то ли солнце взойдет, толи дождь из глаз польется.
– Пойдем, – Миша шутливо натягивает младшему брату кепку на глаза.
Тот отбрыкивается, но вот уже хохоча во всю, следует вслед за шахтером. Разве что в рот не заглядывает. Трагедия на шахте лишает семью кормильца и опоры, но Анатолий переживает смерть отца тяжелее других. Проходят годы, прежде чем замкнутый мальчик отрывает руки от портов брата. Заново учится говорить с окружающими, смеяться и просто идти по жизни дальше.
– А давай поедим вдвоем, – Толя первый подбегает к небольшой будке ларька.
С невероятной гордостью, на собственные, только что заработанные деньги берет по крупному рогалику и полные кружки кваса. Сдоба только-только испечена и приятно покалывает пальцы и губы, источая пар. Внутри оказывается клубничное повидло, заставляя мурчать котами.
– Вот скажи, чего бы ты хотел от жизни? – неизвестно от чего, тянет на философствование Михаила.
Анатолий, откусив слишком большой кусок, что-то неразборчиво мямлит.
– Ну, кроме как чистить обувь этим толстосумам, – упорствует его брат. – Они тебя ведь даже не видят.
– Учиться, наверное, – мальчик равнодушно пожимает плечами. – Отец Дмитрий пытается учить нас грамоте, но, – он ставит на высокий бордюр кружку, чтобы взглянуть на газету. – Я не могу прочесть половину и еще половину не понимаю из того, что могу. Ты же знаешь, такие как мы не могут позволить себе школу.
– А ты только представь, Толька, – голос Михаила приобретает возвышенные нотки, – мир, где не будет байстрюков, господ и холопов. Где все будут равны, вне зависимости кем был его отец или дед.
Анатолий, прищурив глаз, хитро смотрит на брата.
– А ты на солнце не перегрелся? – пробует он пошутить.
– Вот увидишь, – настроенный на серьезный лад, шахтер кладет разносчику газет руки на плечи, – этот мир не сказка.
Раздается предупредительный, но запоздалый свист патрульного. Путаясь в болтающейся на поясе шашке, долговязый жандарм бежит по улице. Крики и брань. Вмиг наполняющаяся народом улица создает заторы, спешащий по делам экипаж едва не подминает под копыта зевак.
– Чего это там? – младший брат первый карабкается на бордюр, силясь рассмотреть причину переполоха.
Батюшки!
Толпа поспешно растекается прочь с проезжей части, прижимаясь к домам. Аки воды Моисеевы. А на освобожденную улицу конным порядком входят войска. Михаил и Анатолий, стоят разинув рты, впервые видя в живую одновременно столько вооруженных людей.
Но как же происходящее отлично от синематографа (братьям доводилось видеть диво техники). Показанные на полотне черно-белые движущиеся картинки выглядели величественно. Идеально ровные ряды, где каждая лошадь держит шаг, красавцы-солдаты с осанкой и блеском в глазах.
– Будто не у себя дома, а на чужбине, – кавалеристов шахтер провожает взглядом исподлобья.
Внешне никакого построения драгуны не придерживаются, хаотично растекшись по улице и растягиваясь далеко вглубь поселения. Угрюмые и неопрятные, лица у многих заросшие, что дикари. Взгляд блуждает по крышам домов, будто всерьез высматривая в оконных проемах целящегося врага. Равнодушно понурив головы перебирают копытцами привезенные из далеких гор Курхистана мулы и ослы. Небольшие животные тянут орудия, надежно укутанные тентами и ящики с боеприпасами. Не организованное войско предстает перед Симерией, кочующий цыганский табор.
Алексей Швецов возглавляет колонну. Несчастный офицер вымученно улыбается прохожим и козыряет испуганно перешептывающимся дамам.
– Боже правый, Максим Петрович, – сквозь зубы говорит он скачущему рядом начальнику штаба, – мы людей пугаем.
Майор округляет удивленно глаза, словно только сейчас замечая реакцию ничего не понимающих горожан. Или издевается? Подполковнику до сих пор трудно пробиться до истинной сути сквозь холодно-аристократические манеры подчиненного.
– Простите, барон, – прямой в седле как струна, Максим чуть кривит губы в улыбке, – мы...
– Боевой отряд, а не маршевый, – опережает майора Швецов, – я постараюсь запомнить.
На этот раз улыбка Максима становится чуть искреннее.
Скосив глаза, барон замечает бездомного. Нищий располагается прямо на улице, завернутый в серую холстину по соседству с мусорным баком. Командир не в силах ответить, что в бедном человеке заставляет выхватить из сотни глазеющих. Весь в струпьях, зияющий дырами капюшон с трудом прикрывает лысину, редеют желтые зубы. Лишь взгляд необычайно острый и осознанный, понуждает чуть придержать поводья и встретится глазами.
– Ваше превосходительство! – привлекает барона настойчивый голос.
Из запряженного двойкой экипажа поспешно выходит пожилой мужчина. В парадном костюме, даже старомодном. Все эти пестрые с вышивкой жилеты и рюшечки на манжетах и вороте вышли из обихода почти повсеместно.
– Я из поместья графов Малаховых, – запыхавшийся мужчина, не иначе дворецкий, промокает вспотевший лоб платком. Объемные щеки при речи трясутся, делая весьма комичное сходство с бульдогом. – Нас загодя известили о вашем прибытии.
– Великолепно, – Алексей вдыхает полной грудью и осматривается.
Отсюда хорошо можно рассмотреть городишко. Небольшой и на удивление опрятный, даже радующий глаз. Много зелени, строения не нагромождены как в быстро разрастающихся полисах и даже гармонируют с природой, а не пожирают ее. Как-то иначе представлял себе барон шахтерское поселение.
Особое внимание привлекает река, маячащая на горизонте. И кроме массивного моста с широкими колонами, в округе не видно переправ.
"Хорошее место для обороны", – мимоходом вспыхивает мысль в голове военного.
– Мы можем разместить людей в недостроенном цеху, это как раз недалеко, на окраинах города, – продолжает говорить дворецкий. – Офицеры конечно же приглашены в замок его высокопревосходительства.
Швецов оборачивается к Максиму, но майор поспешно отмахивается двумя руками.
– Нет-нет. Я прослежу, чтобы солдаты устроились как положено. Для приема, – он пытается подобрать слова, – вы годитесь явно больше. К тому же, – начальник штаба осматривается и понижает голос, – нам нужно заручиться поддержкой администрации.
При слове замок представляется нечто усеянное декоративными башенками, шпилями, но в целом мало отличное от обычного особняка. Любовь Ольховских графов к старине не знает границ. Перед Швецовым вырастает настоящая средневековая крепость. Один взгляд наполняет душу духом глубокой древности. Обветшалые, местами осыпавшиеся и грубо обтесанные каменные стены скалятся зубцами бойниц. Вздымается ввысь башня донжона, усыпанная узкими окнами-амбразурами. Копыта Алексеевского коня стучат по подъемному мосту через заросший и местами едва достигающий метр, но все же ров.
Придерживая коня за узды, подполковник поднимает взор. Надвратную башню увенчивает каменный щит. Древний, возможно доцарского периода. Стертое за столетия, едва угадывается изображение дерева. Сколько же лет строению?
– Прошу вас, мы о всем позаботимся, – спешит заверить услужливый дворецкий.
К спешившемуся офицеру подбегают дворовые люди. Порядком уставшего от безостановочного перехода коня уводят, обещая позаботиться. Впервые за многие часы вставший на свои двое Швецов с трудом сохраняет ровный шаг.
"Да уж, – улыбается офицер. Он опирается о перилла ведущей к дверям лестницы, – засиделся я в кабинетах"
Малаховы умеют удивить. Едва минуя порог центральной башни, Алексей переступает черту эпох. Внутренняя обстановка донжона отделана вполне в соответствии современности. В чем-то даже копируя западный манер. Обширный зал, где оказывается мужчина, переливается золотом, грубые солдатские каблуки касаются блестящей поверхности мозаичного пола. Невозможно не восхищаться убранством и роскошью замка. Стены испещрены росписью, сделанной в стиле реализма и запечатлевающей самые разнообразные вехи истории и легенд. В нишах застывают увековеченные в белом мраморе статуи.