– Как осуществлялся этот, так называемый, штурм? – спросил генерал.
– Бандиты действовали крайне дерзко и очень изобретательно, товарищ генерал: они применили тактику переодевания в женскую одежду в сочетании с фактором внезапности, а также использовали муляж взрывного устройства, оказавшего на наших сильное психологическое воздействие. С ними был провожатый, некто Мендинский, сначала работавший на нас, но затем перевербованный ими, и, по-видимому, используемый в дальнейшем, как заложник. Он и указал им маршрут следования и точки прицельного огня, где сидели снайперы.
– Была ли реальная возможность уничтожить их раньше, то есть ещё до прибытия на место.
– Теоретически да, но, как я уже докладывал, они были переодеты в женщин, и не просто в женщин, а в родственницу Мендинского и двух её знакомых. Это порядком сбило всех с толку. Кроме того, необъяснимым остаётся и тот факт, что боевые заряды у снайперов, размещённых на крышах, были заменены на мощные транквилизаторы, которыми удалось воспользоваться бандитам. Зачем была сделана замена – не понятно. Был же чёткий приказ на ликвидацию. В результате, бандитами была обездвижена сама группа захвата. Исходя из этого, смею предположить, что в действиях генерала Шаромова усматриваются признаки некой самостоятельной игры.
– Ты имеешь в виду предательство?
– Не исключено.
– В общем, так, – генерал Кобрин нервно пробарабанил пальцами по подоконнику и повернулся к собеседнику. – В общем, так, – повторил он. – Ключ и тональность твоего отчёта мне примерно ясны. Тоже самое приходило в голову и мне. Но, дорогой Илья Аркадьевич, – в голосе Кобрина послышались вкрадчивые нотки любезности, поневоле заставляющие насторожиться. – Мы пережили ужасное время. Мы могли лишиться не только служебных кресел, но и свободы. Да, что, там, свободы! Сама жизнь была под вопросом. И, главное, – непонятно отчего! Президент, не побоюсь этих высоких слов, доверил нашей организации спасение отечества. И что мы ему теперь доложим? Руководитель бригады позорно застрелился, затеяв свою игру. Члены его команды также мертвы. А главный террорист, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор, захватил и угнал ведомственный вертолёт, прихватив с собой ещё и любовницу? Так что ли?! – Генерал Кобрин взволнованно задышал, распаляясь от собственного пафоса. – Нет, голубчик! Хватит уже с нас этих суицидов и предательств на уровне генералитета. История нашего ведомства, итак, переполнена и кишит ими, буквально, с советских времён. Генерал Шаромов погиб, как герой, на боевом посту! Ты понял меня?! Как герой! А бандиты и террористы уничтожены. Ясно тебе? А что этому мерзавцу Ронину удалось улететь, так это дичайшее и досаднейшее недоразумение, которое будет исправлено в самое ближайшее время. – Голос Кобрина, не в силах более брать ноты верхнего регистра, сбился на астматическое, шипящее посвистывание, а лицо залилось краской досады и возмущения. – Он торопливо подошёл к сейфу и извлёк из него пузырёк с валерианой. – А, ведь, ещё недавно совсем другое снадобье принимал. – Генерал грустно усмехнулся, кивая на батарею, стоявших рядом с аптечкой, бутылок с коньяком. Он сразу как-то сник и ушёл на пару тональностей вниз.
– Ты знаешь, я, ведь, почти не сплю последнее время, – доверительно, с тихой печалью в голосе сказал он. – Неудобно об этом говорить, но мне то и дело мерещится образ этого проклятого шамана, который замешан во всей этой истории. Одно дело, если бы это был просто сон, но он является мне наяву. Сядет в углу, весь жёлтый сморщенный, в дурацком синем халате с бордовыми отворотами, да ещё в дурацком кожаном колпаке и злобно хихикает. – Кобрин неумело перекрестился.
– Это нервы, товарищ генерал. Вам надо что-нибудь попить.
– Да, пил уже – не помогает.
– А, знаете, я где-то читал, что в этом здании нашим предшественникам частенько являлась всякая нечисть. Ежов стрелял в неё из пистолета, Ягода травил ядами, Авакумов оставлял на столе водку в качестве подношения. Даже Берия, который ни во что не верил, и тот, чтобы испугать её, начинал громко петь или декламировать стихи.