— Я приношу официальные извинения за поведение сестёр, магистр. — Её голос оказался неожиданно музыкален, как если бы она привыкла скорее петь, а не говорить, и этим очень напоминал голос фейш Шаниль. — И за своё собственное.
И, держа тебя с той же железной гордостью, без разрешения подошла к столу. Отодвинула стоявшее напротив магистра кресло, села. Очень стараясь выглядеть небрежно, откинулась на спинку, беззастенчиво разглядывая человека, которому, скорее всего, была обязана короной и жизнью.
Два дня назад в горячке похищения и последовавшего за ним сумасшествия Тэйон не успел толком рассмотреть свою будущую повелительницу. Теперь же магистр Алория счёл, что пришло время наверстать упущенное, и устремил на гостью взгляд столь же прямой и испытующий, как и тот, которым его окатили в ответ.
Шаэтанна ди Лаэссэ была худым невысоким подростком, с сухой фигурой фехтовальщицы и удлинёнными тонкими костями, которые обещали когда-нибудь (хотя вряд ли скоро) подарить ей грациозность движений, свойственную мастерам боевых искусств да ещё по-настоящему красивым женщинам. Тёмные волосы, светло-зелёные глаза, неестественно бледная кожа, которая в сочетании с подростковыми прыщами придавала ей вид болезненный и почему-то диковатый.
Тэйон автоматически отмечал следы бесчисленных внутрисемейных браков, практикуемых правящей династией Лаэссэ. Узкие плечи, множество родинок, странная форма черепа. Хотя последнее напоминало скорее расовый признак, даже если Тэйон и не мог припомнить ни одной расы, которая бы отличалась такими пропорциями.
Аура королевы блистала мастерски поставленными щитами, пробиваться сквозь которые магистр воздуха в своём нынешнем состоянии не стал и пытаться. Её поведение… её поведение опровергало всё, что мастеру ветров до сих пор приходилось слышать о Шаэтанне ди Лаэссэ. Полный самоконтроль. Никакой истеричности, ни одной эмоции, которая отразилась бы на бледном лице. Ничего общего с девушкой, два дня назад рыдавшей на полу в этом самом кабинете.
— Ваше величество, — Тэйон чуть поклонился, гадая, намного ли хватит её самообладания и сможет ли он в таком состоянии справиться с вспышкой заправленного магией темперамента.
— Пока что — всё ещё высочество, — поправила его девушка, и Тэйон отметил, что это прозвучало более твёрдо, чем можно было бы списать на притворную скромность. Интересно. На что он наткнулся, да ещё первой же фразой? Попытаться копнуть поглубже?
— Я всегда предпочитал считать, что значение имеет внутренняя суть, а не внешняя мишура, — сухо ответил магистр Алория, и, хотя лицо королевы осталось непроницаемым, рука, лежавшая на подлокотнике, чуть дёрнулась.
Он определённо нащупал что-то, не просто важное, а буквально снедавшее её в данный момент. Тэйон попытался углубиться дальше.
— Пара древних артефактов и напыщенная церемония вряд ли значат больше, нежели реальная власть над жизнью и смертью.
Мимо. Полностью и абсолютно мимо. Нулевая реакция. Что бы там ни беспокоило Шаэтанну в её титуле, это не имело отношения ни к звенящим фанфарам и освящённым веками символам, что скоро будут возложены к её ногам, ни к фактической власти, которая уже сейчас была у неё в руках. Однако, что куда более странно, это не имело отношения и к той власти, которой у неё сейчас в руках не было.
— Пока что — «ваше высочество», — твёрдо сказала девушка.
Тэйон церемонно склонился, откладывая важную (он чувствовал — критически важную!) загадку для более позднего изучения.
— Как вам будет угодно. — Магистр Алория протянул руку, чтобы смешать узор, созданный расставленными на столе предметами.
— Янтарь надо передвинуть ближе к чернильнице, — неожиданно сказала Шаэтанна.
Тэйон замер, чувствуя, как напряглась под рубашкой рука, и в ответ на это шевельнулся в пружинных ножнах кинжал.
— Прошу прощения? — Голос мага был спокойным, с чуть ленивыми обертонами заинтересованности, но по какой-то причине от него бросало в дрожь.
— Это ведь зе-нарри, не так ли? Вы моделируете политическую ситуацию в городе в соответствии с правилами игры, а затем анализируете партию. Янтарь должен означать королевскую власть. Меня. И правильнее… правдивее будет подвинуть его ближе к чернильнице — магическому источнику. — Девушка, несмотря на завидное самообладание, с каждой минутой чувствовала себя всё более не в своей тарелке. Что, впрочем, её не останавливало.
Магистр Алория откинулся на спинку кресла. Значит, это и есть та «психически неустойчивая, страдающая умственной неполноценностью жертва инцеста»? Либо общавшиеся с ней утратили зрение, слух и разум, либо ему специально было позволено увидеть то, что от всех остальных намеренно скрывалось.
— Госпожа адмирал посоветовала вам попытаться произвести на меня впечатление своим интеллектом?
Её взгляд остался сухим и чуть напряжённым.
— Первая леди упомянула, что подобный подход может оказаться наиболее действенным.
Ну раз так… Тэйон протянул руку и коснулся прозрачной пирамидальной призмы.
— Магическая Академия…
Статуэтка, выточенная в виде крылатой женщины, чьё запрокинутое вверх лицо было воплощением безумия, ярости и красоты.
— Адмирал д’Алория…
Чёрный камешек с вырезанным на нём знаком «неустойчивость».
— Страж ди Даршао…
Он продолжил называть предметы на своём столе, не вдаваясь в объяснения по поводу сложных символических значений и философских подтекстов, связанных с каждым из них, а ограничиваясь лишь простейшей параллелью с определённой силой, человеком или явлением. В классическом зе-нарри, одной из сложнейших халиссийских стратегических игр, использовали фигурки, созданные специально для конкретной партии, причём по ходу игры в них можно было вносить изменения, а то и вообще уничтожать и создавать заново. Современная школа, напротив, предписывала игрокам иметь специальный набор фигур, каждая из которых либо получала в начале каждой новой партии новую роль, либо выполняла одну и ту же роль из партии в партию. Были редкие мастера, которые вообще предпочитали не вводить специальных предметов, считая, что символическим смыслом может быть наделена и подвернувшаяся под руку солонка, точно так же, как и передававшийся из поколения в поколение хрустальный дракон — суть игры всё равно не меняется. Тэйон придерживался всех этих позиций одновременно. У него был постоянно обновляющийся и корректируемый набор выточенных из различных материалов фигурок, а также камней, украшенных основными рунами. Когда дело доходило до игры, магистр не стеснялся добавить к ним любой оказавшийся под рукой предмет, символическое и пространственное значение которого вписывалось в динамику партии.
Вот и сейчас на столе соседствовали тончайшей работы статуэтки, грубо обтёсанные камни, карандаши, перья, книги, просто клочки бумаги с нарисованными на них знаками. Всё это было расположено в строго выверенном порядке. Соотношении. Ключевым словом было именно «соотношение». Углы наклона и расстояние между на первый взгляд небрежно разбросанными безделушками несли в себе более глубокую смысловую нагрузку, чем сами предметы. Зе-нарри позволяло моделировать отношения между сложными абстрактными концепциями, более того, манипулировать этими отношениями, воплощая их в пространстве мышления игроков, а затем и в пространстве реальности. Были те, кто использовал магию, вкладывая в игровые фигуры не только символическое значение, но и истинное сродство, пытаясь таким образом влиять на мир. Глупцы. Настоящие мастера зе-нарри вне зависимости от того, являлись они адептами магического искусства или нет, смотрели на подобные потуги с брезгливым презрением. А как ещё прикажете смотреть на тех, кто по собственной воле предпочёл не видеть, не замечать и не понимать истинной силы одной из самых могущественных дисциплин в истории человеческой мысли?
Суть зе-нарри была не в том, чтобы привязать окружающую реальность к упрощённой схеме, дабы удобнее было этой реальностью управлять. Для подобных задач существует масса куда более простых и действенных способов.