Эстрел вынула из своей сумки тушеное мясо, и они, сидя, стали жевать его, хотя губы их были покрыты язвами от обморожения и они были слишком усталыми, чтобы чувствовать голод.
Постепенно тепло костра стало отогревать их кости.
— Кто еще пользуется этим местом?
— Я думаю, любой, кто знает о нем.
— Судя по этому подвалу, здесь когда-то был могущественный Дом, — задумчиво заметил Фальк.
Он глядел на игру теней на ближайшей стенке и на непроницаемую черноту в удалении от огня. Очевидно, ему на ум пришли огромные подвалы под Домом Страха.
— Говорят, что когда-то здесь был целый город, но когда это было, я не знаю.
— Откуда ты узнала об этом месте? Разве ты — женщина из племени Самситов?
— Нет.
Он больше не спрашивал ее, вспомнив обычаи.
Однако вскоре она сама начала говорить своим всегда покорным голосом.
— Я из Странников. Нам известно о многих подобных местах. Я думаю, что ты слышал о Странниках?
— Немного.
Фальк кивнул, выпрямившись и глядя на свою спутницу, сидевшую по другую сторону костра. Ее рыжевато-коричневые волосы завитками падали на лицо, когда она сидела, сгорбившись в бесформенную массу, и обледенелый нефритовый амулет у нее на шее отсвечивал мерцанием костра…
— В Лесу о нас знают совсем немного.
— До моего Дома не добирался ни один Странник. То, что говорили у нас о них, больше подходит, пожалуй, к Баспасскам — дикари, которые ни о чем не желают знать, кроме как набить свое брюхо. Им нет никакого дела до того, что лежит за пределами их территории. Все эти дикари — кочевники, будь то Баснасски, Самситы или Ароки, все мазаны одним миром.
— Мы же, Странники, совсем другие. На востоке мы доходили до самого Леса, на юге — к устью Внутренней Реки, а на западе — за Великие Горы, потом Западные Горы и так вплоть до самого Моря. Я сама воочию наблюдала, как солнце садится в пучину вод, видела цепи голубых и зеленых островов, которые располагаются довольно далеко от берега, за пределами погруженных в воду после землетрясения долин Калифорнии.
Ее нежный голос постепенно перешел в ритмичный напев какого-то древнего псалма.
— Продолжай! — потребовал Фальк, но она замолчала.
Он не настаивал, в наступившей тишине явственно послышалось ее сонное всхлипывание. Вскоре и он уснул.
Когда он проснулся, она уже сооружала из камней подставку для котелка, наполненного снегом.
— Похоже, что снаружи день клонится к вечеру, — сказала она.
Она заметила, что он открыл глаза.
— Но точно так же это может быть и утром, а может быть, это пасмурный зимний полдень. Буря ничуть не утихает. Это очень хорошо, так как не даст им выследить нас. Даже если они вышли в погоню, то как они смогут добраться до этого места? Этот котелок был вместе с одеялами в тайнике. Там же была сумка с сушеным горохом. У нас здесь всего будет в достатке.
Она повернула к нему свое лицо и улыбнулась.
— Хоть здесь и темно, но это, пожалуй, единственный недостаток нашего убежища. Я не люблю толстые стены и темноту.
— Это все же лучше, чем завязанные глаза. Хотя этой твоей повязке я обязан жизнью. Слепой Хоррассали все же лучше, чем мертвый Фальк.
Он горько рассмеялся, а потом спросил:
— Что заставило тебя спасти меня?
Она пожала плечами, на ее устах была все та же едва заметная улыбка.
— Ты был такой же пленник, как и я… Они всегда говорят, что Странники искусны в хитрости и притворстве. Ты разве не слышал, как они называли меня? Лиса! А сейчас давай-ка я взгляну на твои раны. Я взяла с собой свою сумку с лекарствами.
— Странники еще искусные врачеватели?
— Мы кое-что смыслим в этом деле.
— И тебе известен Старый Язык. Похоже, что вы, Странники, не забыли, как жили люди в прежние времена, в отличие от Баснассков.
— Да, мы все можем изъясняться на Галакте. Посмотри-ка, внешняя часть твоего уха была вчера обморожена, потому что ты смял завязку своего капюшона, чтобы помочь мне в пургу.
— Но как я могу взглянуть на свое ухо? — Фальк рассмеялся. — Уж лучше ты смотри на него.
Когда она наложила пластырь на все еще не заживший порез на левом виске, она пару раз искоса посмотрела на его лицо и в конце концов осмелилась спросить:
— Наверное, среди обитателей Леса у многих такие странные глаза, а?
— Ни у кого.
Повинуясь обычаю, она ни о чем больше не спрашивала, а он, давно решив никогда никому не открываться, не хотел добровольно ни о чем рассказывать. Но его собственное любопытство все же заставило его задать ей вопрос:
— Значит, ты боишься этих кошачьих глаз?
— Нет, — ответила она. — Ты напугал меня только один раз, когда выстрелил и так сразу… не раздумывая..