Жанна переговорила с администратором и пошла обратно. «Сереже сказать, что Буренкова здесь? Нет, зачем. Лучше не говорить. А то опять начнет разговор на вечную тему: хватит скрываться, надо обо всем сказать мужу…»
Жанна постаралась отвлечься и думать о чем-то другом, но успокоиться не удавалось. За время их романа с Сергеем они уже не первый раз натыкались на людей, знавших кого-то из них. Женева – город маленький. Недавно они гуляли вечером в парке неподалеку от ООН и наткнулись на еще одного знакомого. И не просто знакомого, а человека, который хорошо знал ее мужа, Мишеля. Она и на работу в комиссию попала, потому что муж попросил об этом Кун Сяолиня. Жанна не боялась сплетен. Ей было наплевать на то, что говорят о ней: осуждают, завидуют или просто перемывают косточки. Но она опасалась, что кто-то расскажет о том, что происходит, Мишелю. А ей очень не хотелось причинить ему боль. Она знала, что вряд ли кто поверит в искренность такого заявления. Даже ее лучшая подруга не поверила, сочла за кокетство.
– Тоже мне, кошкины слезы, – презрительно сказала она, когда Жанна поделилась с ней своими переживаниями.
– Почему кошкины? – не поняла Жанна.
– Да потому что ешь сметану, облизываешься, а при этом лицемерно вздыхаешь – любимая хозяйка будет переживать. Уж ешь так ешь, наслаждайся. А так только портишь все…
Возможно, в чем-то она была и права. Жанна попыталась перестать терзаться, но у нее это плохо получалось. Как только она оказывалась с Мишелем, который неизменно был внимателен и ласков, как ее начинали мучить угрызения совести. А еще эта необходимость врать… Вот и получилось, что этот год был самым счастливым и самым несчастным в ее жизни. Она сразу влюбилась в Сергея. Это был, как говорят французы, coup de foudre[13]. Несмотря на его растерянный, немного испуганный вид, тогда, когда они встретились в магазине. А может, именно благодаря ему – что-то в нем в этот момент было такое трогательное, даже детское. И потом, когда они гуляли по городу и разговаривали, он был очень робок и весьма неумело скрывал свое восхищение, сквозившее в каждом его жесте, в каждом слове. Его поведение сначала даже немного смешило Жанну, может быть потому, что оно очень контрастировало с его внешностью. Сергей был высоким мужчиной. К тому же он носил усы, что придавало его и без того мужественному лицу оттенок некоторого залихватства. Ему еще не хватало ментика красно го сукна с филигранной нагрудной нашивкой, белых лосин, меховой шапки с султаном, и готово – удалой гусар, сошедший с фотографии девятнадцатого века. С первого же момента их встречи Жанна чувствовала себя с Сергеем так легко и свободно, а главное, молодо, как она не ощущала себя уже давно. Очень скоро ей стало ясно, что это не просто легкая, необременительная связь, а серьезное, глубокое чувство, для которого не нашли пока иного определения, чем уже поднадоевшее всем слово любовь.
Ей было хорошо с Сергеем в делах, в разговорах, в развлечениях и, что было внове для нее, в постели. Сергея очень удивляли ее рассказы о предыдущем довольно невыразительном опыте занятиями любовью. Как-то после особенно бурных двух часов, проведенных вместе, когда они лежали, обнявшись, усталые, но все никак не могли перестать ласкать и целовать друг друга, он вдруг прыснул прямо Жанне в плечо.
– Ты чего? – удивилась Жанна.
– Я сейчас подумал, – все еще смеясь, сказал Сергей, – если ты холодная и бесчувственная, как ты считала, то тогда все женщины, с которыми я был до тебя, просто замерзшие льдины, айсберги. Бр-р-р. Страшно вспомнить. Все, отныне буду любить только фригидных женщин. Вот, оказывается, с кем не замерзнешь.
Им было так хорошо, что Сергей никак не мог понять, почему Жанна не может наконец все рассказать мужу и уйти к нему. Жанна и сама не могла точно объяснить свою неспособность сделать это. И может быть, именно это непонимание особенно и терзало. Сергей, видя ее нерешительность, предлагал сам поговорить с Мишелем, но Жанна каждый раз умоляла его не делать этого. Убеждала его в том, что и так они причинят Мишелю боль. А если он узнает обо всем от своего счастливого соперника, то к боли добавится еще и унижение. Поэтому все сказать ему должна она сама.