Человек в папахе повернулся к нему и, уперев руки в боки, спросил:
- Кто воняет?
- Да вы, ваша Народно-революционная партия.
- Какая НРП? - поинтересовался "папаха", - НРП великороссов, НРП России, Независимая НРП или НРП - Союз венедов?
- Хрен редьки не слаще, - махнул рукой родзаевец, - Все одинаково воняете, со стороны не различишь. Вот в ВРФП никогда не было расколов.
- Да какие расколы могут быть в морге. Вы подохли уж 20 с лишком лет назад. - Григорьеву стало скучно и немного грустно, он поднялся с крыльца, и зашагал прочь. Спорщики не заметили этого, и Константин еще долго слышал их голоса.
- Да если бы грязные "нерпачи" хоть пальцем пошевелили тогда, во Владивостоке!
- А какого хрена мы должны были шевелиться. По нам лучше регент, чем ваш сумасшедший генерал.
- Это вы все ненормальные.
- Мы то нормальные, а этот чертов мир Махагалы безумен.
- При чём здесь Махагала!
- Да ваш Родзаевский ничуть его не лучше.
- Это вы вполне сгодитесь в его гвардию ...
Константин шагал прочь, настигаемый черной тоской. Почти никто в нынешней Империи не помнит о "нерпачах", да и фигура грозного генерала понемногу скрывается в густом сумраке истории. А ведь 2-3 десятилетия назад люди сражались и умирали под их знаменами. Что такое память и что такое жизнь? И зачем всё это? Взгляд Григорьева упал на притаившийся в тени трехэтажного каменного сооружения, поразительно, до боли в сердце, напомнившего ему "большие магазины" Екатеринбурга, трактирчик. Ноги сами понесли экс-поручика туда. Но едва он ступил на первую ступеньку, как дверь трактира с шумом распахнулась, и по ступенькам кубарем скатилось что-то в черном. Кавалергард отпрыгнул в сторону и у его ног на брусчатке растянулся человек в форме доброполиции. Из трактира доносились грохот и нечленораздельные вопли.
- Что это? - оторопело спросил Константин. И услышал за спиной чей-то ехидный голос:
- Да опять наши мушкетеры с гвардейцами кардинала сцепились.
- Кто? - не понял Константин, поворачиваясь лицом к собеседнику. Невысокий плешивый рыжебородый человек в сером костюме, довольно ухмыляясь, объяснил:
- Мушкетеры - это наши казаки, а гвардейцы - доброполиция. Стоит им встретиться в трактире, как драки не избежать.
- И часто так бывает? - поинтересовался Григорьев.
- Как-то, месяцев семь назад, мои люди насчитали 11 драк за день.
- Ужасно! - воскликнул Константин, на мгновение представив себе положение с охраной правопорядка в городе, где полиция и казаки ведут такую войну. Но собеседник поспешил успокоить его:
- Ничего ужасного, смертоубийств не бывало, да и переломы редки. -
И подтверждая его слова, упавший доброполицейский вскочил на ноги и с криком: "Бог и херр Фолькофф!" - ринулся в трактир, но не замедлил снова вылететь оттуда, правда не один, а держа за шкирку какого-то казачка. Проследив за его приключениями, Григорьев снова повернулся к собеседнику и спросил:
- И чем кончают?
Взглянув на часы, тот ответил:
- Через минуту начнут петь ... Пригнитесь. - Константин последовал примеру рыжебородого и над его головой просвистел вылетевший из трактира стол, разбился об асфальт в паре метров за ними, обдав собеседников градом щепок.
- О чём петь-то? - спросил, отряхивая костюм, экс-поручик.
- Похабные песни о херре Фолькоффе. - ответил, подбирая упавшую шляпу, незнакомец.
И, подтверждая его слова, из трактира донёсся какой-то нечленораздельный вой. Рыжебородый, радостно улыбнувшись, заметил:
- Ну, вот и запели! - На что Константин ответил: - А я думал, на кошек перешли.
Глава VIII
Иж,9 июля 1989г.,суббота,около 4 часов дня.
Суббота в Иже была базарным днём. С утра с окрестных ферм и деревень тянулись в город подводы и вездеходные "барсуки". Торговля бойко шла и у Александро-Невского собора, и в рядах на Арсенальной, и в павильонах Нижней площади и ещё в десятке мест, разбросанных по всему городу. На прилавках громоздились разнообразные овощи и фрукты, вплоть до самых экзотичных арбузов и апельсинов. А мясо, а рыба!!! Да что говорить об этом.
Но во второй половине дня вся эта суматоха постепенно стихала, улицы пустели и город погружался в блаженную полудрёму. Трещевский со злостью захлопнув дверь, вылез из своего "песца". Проклятые ижские улицы! Всего три дня - и "песец" сдох. Двигатель стучит, как табун лошадей по ижской брусчатке. Спец сиборковского гаража, покопавшись в нутре залётного механического зверя, констатировал, что ремонт займёт не меньше недели. Настроение инженера от этого не улучшилось. Вечернее открытие не давало ему заснуть полночи и в результате проспал он полдня, нарушив свою многолетнюю привычку. Он, наверное, остался бы в квартире, если бы не странное чувство, охватившее его и выпихнувшее на улицу. Он должен был что-то сделать. Но что? Собственно говоря, единственное, что он мог сделать - ещё раз сходить на склад у Долгого моста, прекрасно понимая, что очередной осмотр места происшествия ничего не даст.