Горящих окон щепотка, на пальцах можно пересчитать. Немногие отважились остаться в холодных и кирпичных конурах. Кто умер, кто ушёл искать счастье или беду, но, скорее всего, их просто переселили, а дома так и не снесли, хотя столько шуму было. И не снесут. Сколько раз случались стычки между дружинниками и обитателями каменных районов, которые уже тогда прозвали кварталами каменных карманов, из-за лоджий. Нижние этажи страдали в первую очередь - и больше всех, потому что камни всегда летели в их окна. Некогда завидный центр вымер за несколько недель, в домах отважились остаться самые стойкие. Иногда приходили нищие и занимали квартиры. Их гоняли, чтобы не устроили пожар - они разжигали костры в детских и спальнях, на кухнях и в коридорах. Иногда сгорали заживо, если огню хотелось жертвоприношений в свою честь. Чаще всего люди оставались и больше не уходили в поисках неизвестно чего ещё. Со временем дружинники присваивали жильцам номера и запрещали переселяться в другие квартиры, несмотря на то, что дом пустовал на все этажи, сколько бы их ни было.
Ада надавила рукой на шершавую дверь, пахнущую сыростью и гарью, и открыла её. Потянуло варёным картофелем и теплом. По коже пробежались мурашки, как бывает, когда с мороза попадаешь в уют. Аду встретил недлинный коридор с выцветшими стенами. Старые, некогда изумрудного цвета обои по низу ободраны когтями. Чёрно-белый виновник, пушистый длинноусый кот, вышел встретить гостя и сел, с интересом разглядывая Аду желтыми глазищами.
Брякнула посуда.
- Варя, дверь закрой, - зычно гаркнул из глубины квартиры мужчина. Немолодой, судя по голосу, лет сорока или старше. Ада представила статного обитателя с отпущенными баками и в строгом костюме - дань моде прошлых лет. Именно за это переселённый в "квартал", в барак.
- Здравствуйте!
Светлая прядка выбилась из-под шапки. Ада поспешила снять головной убор и зачесала пальцами волосы назад. Кот сощурился и широко зевнул, показав зубы. Одного клыка сверху не хватало.
- В драке потерял? - спросила у него Ада, стягивая варежки.
Эхо шагов по деревянному полу быстро долетело до входной двери. Из-за угла вышел невысокий мужчина, одетый в чёрные брюки и синий свитер с высоким загнутым горлом. Хозяин - или жилец - вытирал руки о вафельное полотенце и рассматривал гостью. Невысокий, не такой, как представляла его Ада. Не лондонский сэр из книг Чарльза Диккенса и не "Мои корни уходят в дворянское прошлое крепостной России".
- Я к Петру Всеволодовичу. Это вы?
- Стало быть, я. А ты?
- Меня зовут Ада, по документам... - она полезла в портфель.
Мужчина махнул полотенцем и пригласил пройти за ним. Ада потянулась вниз, чтобы снять обувь, но Пётр Всеволодович попросил не разуваться.
- Дома тепло, но не прибрано. Пальто повесь в шкаф, лучше не оставлять одежду у входа, нищие шастают. - Мужчина сел за стол и продолжил чистить картошку в белое пластмассовое ведро, а очистки складывал на жёлтую газету. - Ада, значит.
Она кивнула, стоя в кухонном дверном проёме. На окне лежали две стопки, одна с книгами, другая с журналами. Над столом приклеена на скотч газетная вырезка из газеты "Медицина делает нас добрее".
Пётр Всеволодович попросил, чтобы Ада подставила стул и села рядом. Дал небольшой и неудобный нож, из старых, из прошлой жизни, - с чёрной пластиковой ручкой и коротким лезвием - и пододвинул белое блюдо, наполненное неочищенной картошкой. Ада повесила портфель на спинку и сгорбилась. Пётр Всеволодович молчал и срезал кожуру тонким слоем, выковыривал глазки и проеденные проволочниками узкие ходы.
Ада хмурилась на то, что мужчина до сих пор не заговорил с ней. Ничего не рассказывал, не объяснял, не учил уму-разуму. Её предупреждали, что это обязательный атрибут любого обучения. Время медленно тянулось, плыло, как синий кит в океане, неспешный и тяжёлый. Или как облака в жаркий августовский день: их много, и все похожи друг на друга. Не барашки и не драконы, а островки. Целое море пушистой безмятежности. И хочется бежать за ними и упрашивать забрать с собой, хоть из города, хоть из страны, а ещё лучше с планеты.