— Вот дерьмо-то какое…
— Я также хотела бы тебя поблагодарить за то, что ты согласилась участвовать в операции, Турин, — говорит Шара. — Кроме тебя, мне даже никто на ум не приходит. Только тебя я могла послать в Вуртьястан. И я хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты вернулась ко мне — хотя бы лишь для того, чтобы выполнить одну эту миссию. Не скажу, что я хорошо понимаю причины, по которым ты подала в отставку, но иногда мне кажется, что — да, я их понимаю.
— Ты прекрасно все понимаешь, Шара. Иначе бы не послала мне то письмо…
— Еще раз благодарю тебя за поддержку, друг. Твоя страна воздает тебе почести за службу — в прошлом, настоящем и будущем. Удачи.
Шипение, щелчок — и голос пропадает.
Дверь кабинета «Тохмай» приоткрывается. Питри стоит на балконе, заложив руки за спину, и любуется залитым лунным светом морем. Услышав скрип двери, он оборачивается и запоздало понимает, что в руке у Мулагеш стеклянный стакан, полный явно недешевого спиртного.
— Г-где вы это взяли?
— В баре, естественно.
— Но… но нам же придется платить за это…
— Ты знал?
— Что именно?
— Что Шара отправляет меня в демонов Вуртьястан?
Питри колеблется, затем выдавливает:
— Ну… я где-то так подозревал…
— Проклятье, — бормочет Мулагеш.
Единым духом осушает стакан, размахивается и швыряет его за борт. Питри наблюдает, как хрустальная посудина ценой в сорок, а то и в пятьдесят дрекелей исчезает в бурных волнах океана.
— Куда она меня послала? Она послала меня вынюхивать, есть ли там что-нибудь божественное! Только этого мне и не хватало! Словно я уже недостаточно этого всего нанюхалась и насмотрелась! Когда мне уже можно будет отдохнуть, а?
— Но вы же там будете среди друзей, а не среди чужих, правда? Вот и генерал Бисвал там! А он ваш старый боевой товарищ. И потом, почему вы решили, что ваше героическое прошлое — это обязательно прошлое, вы еще вполне…
И осекается, потому что лицо Мулагеш становится непроницаемым, каменным — циничную ухмылку как водой смыло. Генерал стоит и смотрит на море. И хотя Мулагеш и до того была недовольна заданием, сейчас Питри понимает: она испугана. Он впервые видит ее такой.
— Он не был моим боевым товарищем, Питри. Он был моим командиром. Если честно, я думала, он давно погиб. Я о нем сто лет ничего не слышала. И как так вышло, что его назначили региональным губернатором Вуртьястана?
— Предыдущего убили, — отвечает Питри, — и никто не хотел идти на эту должность.
— Понятно.
— А они решили, что он — лучшая кандидатура. Я так понимаю, у генерала Бисвала большой опыт… зачистки завоеванных территорий.
— Можно и так выразиться, — говорит Мулагеш.
Питри смотрит на нее:
— На что это было похоже?
— Что? Лето Черных Рек?
— Да.
Мулагеш долго не отвечает.
— Ты хорошо помнишь Мирградскую битву, Питри? — тихо спрашивает она.
— Д-да.
— Ты хотел бы снова увидеть нечто подобное?
— Это, наверное, проявление трусости, но… нет. Нет. Я не хотел бы.
— Разумный выбор. Так вот. Я скажу так: то, что Бисвал — и я — сделали с Континентом в Лето Черных Рек… в общем, по сравнению с этим Мирградская битва — детская игра в крысу.
Питри не отвечает. Мулагеш смотрит на море и водит указательным пальцем правой руки по деревянным костяшкам большого пальца протеза.
— Вали отсюда, Питри, — говорит Мулагеш. — Я хочу побыть одна.
— Да, мэм, — говорит он и уходит с балкона.
3. Прогресс
Сайпурцы с гордостью утверждают, что они были лишены божественной помощи и потому им пришлось думать собственными головами. Мы так уверены в этом, потому что у нас не было выбора: изобретать что-то новое или не изобретать. Точнее, единственный наш выбор был идти вперед или умереть.
Это отчасти правда. Однако записки Валлайши Тинадеши позволяют нам по-другому взглянуть на проблему неожиданного научно-технического прорыва Сайпура: оказывается, мы многим обязаны забытому континентскому святому Тории.
Самое поверхностное изучение мирградских отчетов о совершенных казнях подтверждает тот факт, что Тория был святым из числа таалвастани и большую часть своей жизни провел в Сайпуре, будучи отправлен туда в 1455 году. Таалвастани, последователи божества-строителя Таалавраса, становились архитекторами, инженерами, дизайнерами и машиностроителями — словом, людьми, которым нравилось экспериментировать с техникой и всем, чем одаривала нас смертная жизнь, — всегда при поддержке божественных чудес, благодаря которым многие их изобретения и работали.