— На себя посмотри, — усмехается Мулагеш. — Теперь-то я понимаю, почему мне не хочется встречаться с бывшими коллегами. Смотрю на вас и вижу, в какую старую развалину я превратилась.
Он пожимает ей руку — что ж, и это в нем не поменялось: у него пальцы человека, предназначенного судьбой либо строить, либо разрушать. И тут, к ее изумлению, он ласково привлекает ее к себе и заключает в объятия — прежде за ним такого не водилось…
— Мне плевать, — говорит Бисвал. — Жалко, что мы с тобой раньше не встретились…
Он берет ее за руки и всматривается в лицо — ни дать ни взять отец, разглядывающий вернувшегося из частной школы-интерната ребенка.
— Я себя чувствую старым въедливым кротом. Неужели то, что было, действительно было? А погляжу на тебя — и как ветром сдувает такие мысли…
Мулагеш пытается обнять его в ответ, но получается не ахти: левая рука болит, а правая то и дело непроизвольно сжимается в кулак. А он пахнет почти так же, как раньше: мускусный мужской, но не неприятный запах, что-то в нем есть от можжевеловых ягод и сосновой хвои. Но даже слабый след прежнего его аромата тут же тащит за собой шлейф воспоминаний и других запахов: дыма, пепла, дождя, навоза, тухлой еды, гнилого мяса, — а с ними приходят и звуки: пронзительные крики и бормотание пламени.
«Не забывай, где ты, Мулагеш. Не забывай, где ты находишься».
Бисвал отпускает ее.
— Старший сержант Панду, вы свободны. Не стоит молодым смотреть, как старики жалеют друг друга. — И он одаривает Мулагеш веселой улыбкой. — Как насчет чашечки чаю? За чаем мы наконец-то забудем о проблемах этой мерзкой дыры.
— Как говорил один мудрец, — произносит Бисвал, разливая чай, — если пастух спит со своими козами, однажды он начнет сам болтать по-козьи. И тогда — кто скажет, где пастух, а где козы?
В окна барабанит дождь. Вот это ощущение, что башня раскачивается вместе с комнатой, — правда? Или игра воображения? Нет, нет, башня не может ходить ходуном у них под ногами…
— Ты считаешь вуртьястанцев козами? — интересуется Мулагеш, наблюдая, как над краем чашечки лениво клубится пар.
— Нет, — отвечает Бисвал, наливая чаю себе. — Я считаю, что для них это незаслуженный комплимент.
Голос у него точно не изменился: по-прежнему такой же низкий и хрипловатый, словно корабельный брус поскрипывает на волнах. И манера разговаривать осталась той же: словно бы ему не очень хочется, но надо же произнести до конца реплику. Беседуешь с ним как с бульдозером: медленно, но верно он прет на тебя.
— Какая обстановка в городе?
— На первый взгляд все просто. Министр Комайд желает построить порт, так? Расчистить русло, обеспечить проход вверх по реке, полностью изменить Континент, так?
— Ну и?
— Проблема в том, как это все отражается на местной политике — если к здешнему козьему месиву применимо это слово, оно для них слишком цивилизацией отдает. Все дело в давнем соперничестве.
И он показывает на развешанные по стеклянным стенам карты. На одной из них — районы по берегам Солды и выше в горы, каждый обозначен своим цветом.
— Вуртьястанцы, Турин, бывают двух видов. Те, кто живет в горах, и те, кто селится на берегах реки. Те, что у реки, — они богатые, толстые и счастливые. У них лучшие пастбища, и они нещадно обирают тех, кто желает переправиться через Солду. А вот те, что в горах… В общем, у них все сложно: жизнь тяжелая и всегда была тяжелой. Поэтому у них вошло в привычку драться за более плодородные участки земли.
— И что?
— Это правильный, разумный вопрос. И что нам до этого? Какое отношение вся эта козья бредятина имеет к строительству порта? Кому какое дело до этих долбанов? Но, к сожалению, если мы хотим открыть порт, нам придется сосуществовать с этими людьми. Если мы расчистим русло и река станет судоходнее, кому мы наступим на больную мозоль?
Мулагеш морщится и кивает:
— Вот оно что.
— Именно. Прибрежные племена хотели бы прибрать к рукам новые земли, чтобы туда переселиться. Однако единственные плодородные земли дальше от рек принадлежат горным племенам — точнее, это единственные пахотные земли, которые принадлежат горным племенам. И это очень беспокоит горные кланы. Беспокоит настолько, что они нападают на поезда с военными грузами, воруют взрывчатку и винташи, а потом берут это все в ручки и айда воевать. Это настолько их беспокоит, что они разоряют и жгут приграничные поселения. Это настолько их беспокоит, что они взяли и прямо в лоб выстрелили предыдущему военному губернатору этой сраной провинции. Вот насколько их это все беспокоит.