А еще тут жутко воняет: такое впечатление, что генерал Турин Мулагеш не на шутку увлеклась рыбалкой, вот только еще не совсем определилась с тем, куда девать кости.
— Ну да, пованивает, — подтверждает Мулагеш. — Знаю я, знаю. Но я уже привыкла. У океана же живу, тут везде так пахнет — что на берегу, что в доме.
Питри бы горячо возразил ей, но ему хватает ума промолчать.
— Благодарю, что спасли меня!
— Не за что. У меня с этими парнями симбиотические отношения: они идиоты, каких поискать, а я метко стреляю по идиотам. В результате все получают желаемое.
— А как вы узнали, что я пойду по той тропе?
— До меня дошли слухи, что какой-то парень из Галадеша ходит по побережью и разыскивает меня. И говорит, что должен мне вручить преогромную сумму. Мы хорошо ладим с одним продавцом на рынке, так что он мне шепнул на ушко. — Мулагеш качает головой и выставляет на кухонную стойку бутылку вина. — Питри, деньги. Разве так можно? Ты бы еще табличку с надписью «Я дебил, пожалуйста, ограбьте меня» себе на лоб повесил…
— Д-да… я теперь понимаю… это было не слишком… умно.
— Вот я и подумала: а постою-ка я посторожу. И тут глядь — ты поднимаешься к бару Хаки. Потом смотрю — ты идешь, а за тобой следом — Гарудас с подельником. Ну и вот. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — по твою душу ребята собрались. Впрочем, я тебе за это даже признательна. Давно я так не веселилась…
Она достает бутылку чая и бутылку слабого вина и, как это ни смешно при таком разгроме в доме, сервирует напитки на подносе, как это положено гостеприимной сайпурской хозяйке. У каждого напитка в таком ритуале свое особое значение: чай пьют на деловых встречах с бизнес-партнерами, а вино — с друзьями в неформальной обстановке. Питри наблюдает за тем, как она двигается: похоже, Мулагеш приноровилась делать все одной рукой.
Она ставит поднос перед Питри. Он отвешивает вежливый поклон и выбирает открытую бутылку чая.
— Приношу свои извинения, — говорит он. — Хотя я весьма признателен за вино, генерал, боюсь, я здесь по официальному поводу. Меня прислала премьер-министр.
— Ну да, — кивает Мулагеш и тянется за бутылкой вина. — Я так и поняла. Как еще мог Питри Сутурашни оказаться на моем заднем дворе? Только по приказу Шары Комайд. Так чего же от меня хочет премьер-министр? Затащить обратно в военный совет? Я ведь из него убралась, и дело вышло громким, громче не бывает! И думала, что поставила жирную такую точку в своей карьере.
— Так и есть, — кивает Питри. — Дело вышло громким, до сих пор эхо по Галадешу гуляет…
— Твою мать, Питри! Что это тебя на поэзию потянуло?
— Спасибо. Я украл эту строку из речи Шары.
— Естественно.
— Впрочем, я здесь вовсе не затем, чтобы убедить вас вернуться в военный совет. На самом деле, они нашли вам замену.
— Ммм… — тянет Мулагеш. — Гавали небось?
Питри кивает.
— Так я и думала. Во имя всех морей, эта баба только и делает, что жопы обцеловывает, когда у нее время говорить остается, ума не приложу. И также вообще не понимаю, как она, проклятье, до генерала дослужилась.
— Справедливое замечание, — снова кивает Питри. — Но на самом деле я здесь затем, чтобы предоставить вам кое-какую информацию касательно вашей… пенсии.
Мулагеш от неожиданности давится вином и перегибается пополам, откашливаясь.
— Моей чего?! — вопрошает она, разгибаясь. — Моей пенсии?
Питри сжимается в комок, но кивает.
— Какого хрена? Что не так с моей пенсией? — резко спрашивает Мулагеш.
— Ну… Вероятно, вы слыхали, что есть такая штука, срок выслуги?
— Что-то такое слышала, да…
— С ней вот какое дело… Когда сайпурского военнослужащего повышают в звании, — говорит Питри, одновременно копаясь в сумке, — ежемесячные выплаты тут же возрастают, однако военнослужащий обязан прослужить определенное время в этом звании, прежде чем получить право на пенсию, этому званию соответствующую. Так решили после того, как сколько-то лет тому назад ряд офицеров получили повышение, а потом тут же подали в отставку, чтобы жить на увеличенную пенсию.