Бетрим и правда не знал, что сказать. Да и вряд ли тут нужны были слова. Роза права, жизнь в Диких Землях стоит дёшево, и чистокровным нравилось сохранять такой порядок вещей, поскольку это означало, что только их жизни чего-то да стоят. Несколько лет назад это вряд ли имело бы значение для Чёрного Шипа, но сейчас он понял, что имеет. Интересно, подумал он, не связано ли это с ребёнком, пусть и сидящим ещё в утробе матери. Хотя вряд ли ребёнок может сделать человека лучше. Бетрим уж точно никого из родителей лучше не сделал.
Роза шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Бетрим, я не хочу, чтобы наше дитя родилось в мире, где жив хотя бы один чистокровный. Я собираюсь отдать ей Дикие Земли, совершенно новые Дикие Земли, объединённые и свободные. Она не заслуживает жить в страхе перед тем, что из каприза сделают с ней какие-то ублюдки, которые считают себя её владельцами. Я не позволю ей расти в таком мире.
Бетрим покачал головой и снова сжал руку Розы. Потом задумался, будет ли их ребёнок, когда вырастет, так же ловко манипулировать им, как и его мать.
– Тогда, пожалуй, пора бы нам хуйнуть на эти стены и пришить несколько чистокровных. Потому как, любимая, ты выглядишь так, будто вот-вот родишь.
18. Генри
– Мы и правда идём туда? – спросила Генри. Ей не нравилось, как выглядят стены, и уж тем более стоящие на них люди. Наверное, из-за всех этих луков, решила она. Стрелы ей никогда не нравились, ещё задолго до Шустрого. От одной мысли об этом ублюдке у неё заболела нога там, где он её разрезал.
– Похоже на то, – сказал Шип, который возился с круглым щитом и подрядил Пага, чтобы тот помог прикрепить его к руке.
Он выглядел неуклюжим, и Генри тоже чувствовала себя неуклюжей. Она понятия не имела, что делать со щитом, и терпеть не могла выданный шлем. Ей всегда нравилось двигаться и видеть, а и то и другое затруднительно в том маленьком кольчужном костюме, в который её втиснули.
– А есть веская причина? – спросила Генри. Она не собиралась отступать, но если бы Шип сдал назад, то ей бы других оправданий не потребовалось. Она вообще только из-за него и согласилась подвергнуть себя такой опасности. Сложно прикрывать его спину из лагеря.
– Наверное, эт хорошо для войск – видеть одного из нас в говне вместе с ними. Курту надо сидеть позади и заниматься по-настоящему важной хренью, а Роза в её положении и близко к битве не подойдёт. Выходит, остаюсь тока я, да?
– И я. Хуй я дам те сдохнуть тут одному. – Генри сплюнула в грязь, а Бетрим легонько пихнул её плечом и с жуткой ухмылкой сплюнул сам. Они попадали в переделки и похуже, и выходили целыми, если не считать нескольких новых шрамов в дополнение к прежним. По крайней мере, Генри так себе говорила. Она никак не могла избавиться от ощущения, что дерьмо никогда прежде не было таким поганым.
– Впервые в отряде? – спросил красномордый солдат. Похоже, его тёмные волосы слегка поседели, а вокруг глаз виднелось немало морщин.
– Иди нахуй! – прошипела Генри и презрительно таращилась на него, пока он не отвёл взгляд. Для неё это было уже слишком: она практически в ужасе, а тут какой-то гад ей ухмыляется – будто радуется, как мокрая пизда, что оказался посреди всего этого.
– Помнишь, как ты был бессердечным ублюдком, которому похер на всё, кроме себя? – спросила она Шипа. Она нервничала и переминалась с ноги на ногу, не в силах остановиться.
Шип рассмеялся и попытался почесать свой шрам от ожога, едва не заехав себе в лицо своим же щитом.
– Ага, пожалуй, припоминаю, как вечно заботился о тебе, хоть ты и чокнутая мелкая сука. Даже после того, как ты меня ударила ножом. – Он снова пихнул её, а она споткнулась и ухмыльнулась ему.
– Ага. Ты вечно неровно дышал к любой бабе, которая давала те присунуть в себя хуй.
– Как будто эт удивительно, с моим-то лицом. – Это была правда, вот только вся эта болтовня звучала натужно. Фальшивое веселье, чтобы скрыть страх.