— Нет, красавица, — сказал Конан, покачав головой. — Я хочу остаться свободным человеком.
— Ты заигрываешь со мной, варвар? Хочешь, чтобы я попросила тебя дважды? — спросила она надменным тоном.
— Принцесса… — сказал он.
— Я не принцесса, я — защитница, — заявила она и повернулась к Конану спиной. Все ее рабы и кошки тоже отвернулись от киммерийца. Он видел затылки, плечи, уши, хвосты — и во всем было презрение.
— Ты изменишь свое мнение, — сказала Лилува. — И очень скоро.
2
От площади перед городскими воротами отходило четыре улочки, но одна особенно привлекла Конана. И не только пестрой толпой, но еще и удивительным запахом, в котором смешались все мыслимые, известные и неизвестные ароматы. Конан направился по ней.
Впереди Конана шли три женщины с пустыми корзинами. Дородные женщины с румяными улыбчивыми лицами и толстыми руками, болтавшие между собой о мясе, рыбе, фруктах и овощах. Они часто оборачивались на казака, переглядывались между собой, и тогда их речи становились тихими и неслышными, а полные зады начинали двигаться не только по необходимости. Но это длилось лишь несколько мгновений, они быстро забывали об уловках женственности, и снова принимались за кухонные разговоры.
У входа на базар Конана за рукав поймал продавец щербета с лицом, не располагающим ни к чему, тем более, к покупке у него сладкого напитка. У продавца был помятый медный кувшин, висящий у живота на лямках через плечо, и глиняные кружки на веревочках, к которым были привязаны маленькие серебряные колокольчики. Все, как обычно. Однако у него отсутствовал кончик носа, на спине вздымался горб, едва ли не как у верблюда, а на руке, которой он протягивал Конану кружку с напитком, имелся лишний большой палец.
Конан помотал головой и шагнул в сторону. Урод еще больше сгорбился и отвернулся.
Другой продавец, уже вполне приятный на вид молодой человек, с лицом женственным, обезображенным только большой родинкой под левым глазом, протянул казаку поднос с жареной саранчой на шампурах.
— Саранча! — несмело сказал он, слегка побаиваясь огромного чужака с саблей. — Вкусно! — И в подтверждение собственных слов съел одно насекомое.
— Да так ты сам съешь свой товар быстрее, чем продашь его! — с усмешкой сказал Конан, да так громко, что парень едва не поперхнулся.
Торговые ряды впечатляли. Фрукты, овощи, мясо, ковры, специи, керамика, бронза и медь, оружие и ювелирные изделия. Богатый город! И богатые люди, ибо Конан примечал, что за многими следуют слуги, сгибаясь под тяжестью покупок.
Но больше всего Конана заинтересовала одна лавка, за которой стоял расшитый цветами и птицами шатер, с окнами из полупрозрачного шелка, за которым танцевали тени соблазнительных фигур. Они покачивали бедрами, вращали животами, изгибали плечи, становясь в профиль, так что видны были очертания прекрасных грудей. Руки двигались словно змеи. От шатра исходил запах сандала, мускуса и амбры.
Несколько праздных зевак стояли с открытыми ртами и глазели, едва не пуская слюни. За исключением одного маленького сухого старика, опирающегося на посох, согбенного и дрожащего, это были юнцы, ланиты которых пылали даже сквозь обычную для жителей Стигии бронзовость кожи.
Перед шатром стоял крытый парусиновым навесом прилавок, на нем была воздвигнута гора из фруктов, слева от нее сидел большой зеленый попугай, флегматично глядевший на людскую суету, а справа обедал толстый, с заплывшими жиром черными глазками, чернобородый купец. И очень увлеченно. Так увлеченно может обедать только человек, который ценит все тонкости еды, знает ее открытые и скрытые стороны, способен насладиться каждой рисинкой в казане плова. А плов у купца был весьма знатен. Причем, не в одном жалком казане, а в двух. Пользуясь левой и правой горстями, чернобородый господин черпал то из одного, то из другого. Маслянистый взгляд метался, а в складках лица отражалось вожделение.
Даже издалека было заметно, что в драгоценных оправах из длинного золотистого риса имеются бриллианты мяса, фасоли, моркови и разваренного чеснока, который он выдавливал в рот целыми головками, — это в одном казане, а другом — плов украшали не менее десяти сортов разных фруктов.
Заметив приближающегося к нему необыкновенного пришельца в белой рубахе и красных шароварах, купец в первый момент от неожиданности даже забыл о том, что ест. Он застыл с раскрытым ртом, И оттуда медленно и вальяжно, как мелкая рыбка изо рта загарпуненной акулы вывалился облепленный рисинками кусочек жирного мяса.
Потом купец спохватился и закрыл рот. Зато пошире раскрыл глаза, вперившись в меч Конана. Купец оценил оружие сразу же, и алчность отразилась у него на лице, затмив вожделение, складки сложились иным образом. Кривая улыбка, еще более кривая, чем меч, ничуть не могла скрыть этой алчности, скорее даже только ярче обозначила ее.
— Неплохой меч, — сквозь зубы процедил купец, потянувшись жирными пальцами к эфесу. — Пожалуй, пару серебряных монет я за него дам.
— Меч только вместе со мной, — заявил Конан. — Мы готовы оказать любую, ну, или почти любую услугу за достойную плату, но не расстаться.
Чернобородый вытер правую руку о ярко расшитый халат и, засунув руку за пазуху, вытащил сосуд для игры в кости и вытряхнул из него четыре кубика. Несмотря на толщину, пальцы его оказались весьма проворными — они со щелканьем быстро покрутили кубики и бросили пришельцу.
Конан поймал кубики.
— Ну что, — сказал купец. — А сыграть? Твой меч против половины моего имущества, включая рабынь? Рабыни цвета слоновой кости и рабыни цвета кофе, рабыни, умеющие извиваться, как змеи, и рабыни, страстные, как кошки? А, чужеземец? Игра ведь благородное дело и любима богами. Даже Гор и Сет играют, хоть и враги.
— Я не поклоняюсь ни тому, ни другому, купец. Твоего имущества мне не нужно, но речь о рабынях заинтересовала меня. Мы сыграем. Только я кину первым.
И Конан, не мешкая, бросил кости на прилавок. Шестерка, пятерка, четверка и тройка. Купец даже не успел ничего возразить. Пальцы его бесцельно крутили сосуд, он открывал рот, как рыба.
— Венус, — сказал Конан.
— Но… — удалось вымолвить купцу. — Мы ведь не успели ни о чем договориться. Мы даже не договорились о правилах игры…
Конан нахмурился и возложил одну руку на эфес меча, а другой молниеносным движением сгреб с прилавка кости.
— Я играю только так и никак иначе. А ты хотел играть. Так что, все, игра сыграна. Так сколько, ты говорил, у тебя рабынь?
— Но, по крайней мере, ты ведь должен был метнуть из сосуда, из руки не считается…
— Ты считаешь меня мошенником? — зловещим, не предвещавшим собеседнику ничего хорошего тоном осведомился Конан.
— Нет, но… — промолвил купец, и вдруг лицо его озарилось подобием счастья. Он торжествующе осклабился. — Пожалуйте сюда, господа стражники!
Конан обернулся. К ним приближались два рослых негра, единственную одежду которых составляли набедренные повязки. Негры были вооружены тяжелыми железными палками с утолщениями в виде кулака на конце. Люди уступали им дорогу, почтительно кланяясь.