- Мое дело - ты, - сказал Лушан; его здоровый глаз смотрел холодно и презрительно. - И пока я нахожу покупателей для древностей, ты, освобождающий от последних их нынешних хозяев, будешь представлять весьма значительный интерес для торговых инспекторов. В прошлом ты приносил мне немалый доход, и, если ты думаешь, что я так легко отпущу тебя, ты...
- Ты только и умеешь, что обещать да угрожать. Не думай, что я этого не знал раньше.
Хет позволил своим глазам скользнуть по мозаике купола - это было интереснее, чем смотреть на пол, где кишел плебс. Те части мозаики, что занимали ее края, были старше, куда старше центра с его не слишком талантливым изображением Электора, восходящего на престол. Надо думать, эти древние фрагменты сохранились с тех времен, когда это здание еще не было театром. Чаризат и другие города Приграничья в свое время были островами мелких пресноводных морей - еще за тысячи лет до победы Пекла над сушей. Художники населили эти моря странными и красивыми плавающими существами и испещрили бледно-голубые небеса огромными пузырями, похожими на наполненные воздухом мешки, которые перевозили пассажиров в привязанных под ними корзинах. Эта часть мозаики была очень ценна. Обесцвеченность вдоль трещин говорила, что снять мозаику со стены, не уничтожив, просто невозможно. А жаль.
- Если ты думаешь, что я так легко тебя отпущу, ты очень заблуждаешься, - говорил Лушан. - Если ты не вздумаешь пренебречь своей частью нашего соглашения, я перекинусь словечком с одним знакомым торговым инспектором, который...
- А что, если он услышит о твоей части нашего соглашения? - Лушан ненавидел, когда его прерывали, а потому Хет делал это часто и с удовольствием.
- Глупый мальчишка, да зачем ему слушать это? - Улыбка у Лушана была удивительно мерзкая.
- А ему и не придется меня слушать. Он выслушает патриция.
- Патриция?
- Ну да, того, с которым я теперь работаю. - Выдумка пускала корни и расцветала. - Он унаследовал коллекцию редкостей, и я нанялся оценить ее. Когда Хет был моложе, он никак не мог привыкнуть к мысли, что горожанам можно врать, глядя прямо в лицо, и меняющийся цвет его глаз им ничего не говорит. - Я сказал ему: ты хочешь, чтоб я работал и на тебя, но он ответил...
- Что? - Голос Лушана ржаво заскрипел.
- Что у меня не будет времени на это. Спорить с ним я не хочу. Ты ж сам знаешь, каковы они...
Лушан стукнул чашей по столу так, что она треснула, вино пролилось на ковер. Девушка-прислужница вздрогнула.
- Ничего ты ему не скажешь, крисовский ублюдок!
Смысла оставаться дольше не было. Хет отступил к хлипкой двери, прорезанной в медной сетке.
- Я пришлю к тебе кого-нибудь с монетой. Возможно, через несколько дней. Надеюсь, деньги тебе не нужны сейчас для оплаты долгов.
Вторая чаша из сервиза полетела прямо в Хета, но он увернулся и выскочил в дверь.
Короткая лестница вела отсюда к бронзовым перилам галереи, расположенной над частными ложами. Прямо над головой круглился купол. Ниже шумная толпа аплодировала факиру, который уже взобрался на самый конец магически отвердевшей веревки и теперь стоял вверх ногами, поддерживаемый лишь одним пальцем руки, упиравшимся в конец веревки. Хет мчался по галерее, не обращая внимания на крики богатых патронов, заметивших его из других частных лож. Он достиг первого вентиляционного отверстия - высокого, но всего в несколько футов шириной, - начинавшегося футах в восьми от галереи и кончавшегося под самым краем купола. Хет прыгнул и ухватился за край проема, потом подтянулся и исчез в окне.
Вечерний воздух казался необычайно свежим после жары внутри театра. Под Хетом простиралась обширная плоская крыша, где-то позади поднималась стена Третьего яруса, сейчас скрытая широким и высоким куполом театра. Позади еще слышались крики, поэтому Хет вылез из вентиляционного отверстия и спустился на выложенную шифером крышу.
Он быстро пересек ее, чувствуя себя как дома на скользких плитах. Теплый ветер шевелил его одежду и волосы, За ним никто не гнался. Лушан не стал бы привлекать к себе внимание, посылая за ним в погоню своих телохранителей, а владельцев театра беспокоило только одно - чтобы посторонний поскорее убрался из галереи и частных лож. А как он убежал оттуда, их не касается. Важно одно - его там больше нет.
Хет добрался до стены, доходившей ему до середины груди. Это была самая высокая часть фронтона театра. Он облокотился на нее, наслаждаясь уникальным видом, открывавшимся на расположенные внизу улицы. Хет подумал: "Как я рад, что с этим покончено". Он был идиотом, когда связался с Лушаном, на что Сагай и другие уже давно указали бы ему, кабы знали об этом. Но незнание послужило бы им защитой, если бы Хета когда-нибудь схватили за воровство редкостей на верхних ярусах.
Теперь оставалось лишь ждать, доживет ли таинственный патриций до того времени, когда сможет выполнить свою часть соглашения. "И проживу ли я столько, чтоб выполнить свою", - подумал Хет.
Там, внизу, вблизи театральных ступеней, произошло какое-то шевеление толпы. Спустя несколько секунд Хет понял его причину. Три Хранителя шли по улице, как бы прорубая себе дорожку в густой толпе. Их сверкающие белые мантии и чадры на лицах вспыхивали в колеблющемся свете ламп, привлекая к себе всеобщее внимание среди ярких красок одежд богачей и серых лохмотьев бедноты. "Может быть, это за Лушаном с Имперским приказом о казни?" - с надеждой подумал Хет. Но трио миновало театральные ступени, не останавливаясь.