Он положил эту кость и взял одну из лучевых.
— На этой локтевой кости поперечный перелом, вызвавший легкое ее смещение. Произошло это потому, что она после перелома не была вправлена.
— Не была вправлена? — переспросил Эдгар. — То есть мальчика не отправили в больницу или в кабинет неотложной помощи?
— Совершенно верно. Такого рода переломы, обычно случайные, которые врачам приходится вправлять ежедневно, могут быть и повреждением при обороне. Человек вскидывает руку, чтобы отразить нападение, и получает удар по предплечью. Кость ломается. Из-за отсутствия признаков медицинской помощи я полагаю, что этот перелом не случайный, а результат системы жестокого обращения.
Голлиер бережно положил кость на место и наклонился над грудной клеткой. Многие ребра были отломаны и лежали отдельно.
— Ребра, — промолвил он. — Почти две дюжины переломов на различных стадиях заживления. Сросшийся перелом на двенадцатом ребре, полагаю, можно отнести к тому времени, когда мальчику было всего два-три года. На девятом — костная мозоль, свидетельствующая о травме за несколько недель до смерти. Переломы находятся главным образом возле углов грудины. В младенчестве это указывает на неистовую тряску. У детей более старшего возраста — на удары по спине.
Босх подумал о боли, которую испытывал мальчик, о том, что он не мог нормально спать из-за повреждения ребер. Как же ребенок год за годом жил с такой болью?
— Пойду умоюсь, — неожиданно сказал он. — Вы можете продолжать.
И, сунув блокнот с ручкой в руки Эдгару, направился к двери. В коридоре Босх повернул направо. Он знал план этого этажа и помнил, что за ближайшим поворотом коридора есть туалет.
Войдя туда, Босх шагнул к открытой кабине. Его поташнивало, он постоял, но ничего не последовало. Через несколько томительных секунд тошнота прошла.
Когда Босх выходил из кабины, дверь из коридора открылась и вошел оператор Тересы Корасон. Мужчины настороженно посмотрели друг на друга.
— Уйди, — сказал Босх. — Потом вернешься.
Оператор молча повернулся и вышел.
Босх подошел к раковине и взглянул в зеркало. Его лицо раскраснелось. Нагнулся и стал плескать холодной водой в лицо и глаза. Думал о мучениях ребенка.
Я найду того мерзавца.
Он едва не произнес это вслух.
Когда Босх вернулся в прозекторскую, Эдгар дал ему блокнот с ручкой, а Голлиер спросил, хорошо ли он себя чувствует.
— Да, превосходно, — ответил Босх.
— Знаете, — произнес доктор, — мне приходилось работать консультантом по всему миру. В Чили, в Косово, даже во Всемирном торговом центре. И это дело... — Он покачал головой. — Его трудно постичь, — добавил он. — Сталкиваясь с такими делами, невольно думаешь, что, может, мальчику было лучше скорее покинуть земную обитель. Если, конечно, веришь в Бога и в загробную жизнь.
Босх взял с полки бумажное полотенце и стал вытирать лицо.
— А если не веришь?
Голлиер подошел к нему.
— Обязательно нужно верить, — сказал он. — Если мальчик не отправился из этого мира на какой-то более высокий уровень бытия, к чему-то лучшему, то... то думаю, мы все потерпели поражение.
— Помогала вам вера, когда вы перебирали кости во Всемирном торговом центре? — спросил Босх и тут же пожалел о своих резких словах.
Но Голлиера они как будто совершенно не задели. Он заговорил раньше, чем детектив успел извиниться.
— Да, — ответил он. — Ужас стольких напрасных смертей не поколебал моей веры. Наоборот, она окрепла и помогла мне это перенести.
Босх кивнул и бросил полотенце в мусорную корзину.
— Что явилось причиной смерти? — спросил он.
— Ну что ж, давайте забежим вперед, детектив, — сказал доктор. — Все повреждения, обсуждавшиеся и не обсуждавшиеся здесь, в моем заключении будут указаны.
Он вернулся к столу и взял череп. Держа его одной рукой, поднес к груди Босха.
— Здесь мы видим плохое и, возможно, хорошее. На черепе три отчетливые трещины в разных стадиях заживления. Вот первая.
Антрополог указал на область затылка.
— Эта трещина маленькая и зажившая. Затем видим более серьезную травму справа на темени ближе ко лбу. Это повреждение потребовало хирургического вмешательства из-за субдуральной гематомы.
Он очертил пальцем область травмы на передней части темени и указал на пять маленьких аккуратных отверстий, образующих круг.
— Это след трепана. Так называется медицинская пила, которой вскрывают череп для операции или уменьшения давления при опухоли мозга. В данном случае это, видимо, была опухоль из-за гематомы. Трещина и хирургический рубец показывают начало образования перемычки между повреждениями. Новую кость. На мой взгляд, это повреждение и последующая операция произошли за полгода до смерти мальчика.
— Не это повреждение явилось причиной смерти? — спросил Босх.
— Нет. Вот это.
Голлиер снова повернул череп и показал детективам еще одну трещину в затылочной части.
— Компактная паутинообразная трещина без перемычки, без консолидации. Эта травма причинена во время смерти. Компактность ее говорит об ударе огромной силы очень твердым предметом. Наподобие бейсбольной биты.
Босх кивнул и посмотрел на череп. Доктор повернул его так, что на детектива смотрели пустые глазницы.
— На голове есть и другие повреждения, но не летального характера. Носовые кости и скулы имеют новое костное образование после травмы. — Голлиер вернулся к столу и бережно положил череп. — Думаю, детективы, вывод очевиден: этого мальчика постоянно избивали. В конце концов они зашли слишком далеко. Все это будет указано в заключении. — Антрополог отвернулся от стола и добавил: — Знаете, во всем этом есть проблеск надежды. Нечто, способное помочь вам.
— Хирургическое вмешательство, — сказал Босх.
— Совершенно верно. Трепанация черепа — серьезная операция. Где-то должны сохраниться документы. Мальчик должен был находиться под последующим врачебным наблюдением. После операции костный кружок удерживается металлическими зажимами. На черепе их не обнаружено. Полагаю, зажимы удалили во время второй процедуры. И об этом тоже должны существовать записи. Хирургический рубец также помогает датировать кости. Отверстия от трепана, по нынешним меркам, чересчур велики. К середине восьмидесятых годов инструменты стали более совершенными и щадящими, а отверстия меньшими. Надеюсь, все это вам поможет.
— А зубы? По ним можно что-нибудь определить? — спросил Босх.
— Нижней челюсти у нас нет, — ответил Голлиер. — На верхних зубах сохранились только следы посмертного разложения. Это уже является некоей путеводной нитью. Думаю, мальчик принадлежал к низшим слоям общества. Не бывал у зубного врача.
Эдгар снял маску, и она повисла на шее. Выражение его лица было страдальческим.
— Почему мальчик, попав в больницу, не рассказал врачам о том, что с ним происходит? А его учителя, товарищи?
— Детектив, ответ вы знаете не хуже меня, — промолвил доктор. — Дети зависят от родителей. Боятся их и любят, не хотят их лишиться. Иногда невозможно объяснить, почему они не обращаются за помощью.
— А все трещины и переломы? Почему врачи не увидели их и ничего не предприняли?
— Подобные трагические истории встречаются, к сожалению, очень часто. Если родители дали правдоподобное объяснение травмы мальчика, то зачем врачу делать рентгеновские снимки рук, ног или груди? Незачем. И кошмар остается незамеченным.
Эдгар сокрушенно покачал головой и отошел в дальний угол.
— Что еще, доктор? — спросил Босх.
Голлиер просмотрел свои записи и скрестил руки на груди.
— Очень скоро вы получите мое заключение. А от себя лично добавлю, что, надеюсь, вы непременно найдете того, кто так обращался с мальчиком. Эти люди заслуживают самого сурового наказания.