— Джоат! — Чанна собиралась броситься за ней, но Симеон закрыл дверь прямо у нее перед носом. — Симеон! — воскликнула она, не веря собственным глазам.
— Лучше пусть она уйдет, Чанна. А что еще сейчас можно сделать? Запереть ее в комнате и дожидаться, пока за ней прилетят? — Чанна вздрогнула, словно он ударил ее. — Ей нужно какое-то время побыть в одиночестве. Оставь ее в покое.
— Ведь остается же еще целое множество вещей, которые мы можем предпринять, Симеон. Я не собираюсь предоставить этой грымзе возможность победить. Мы можем обратиться через ее голову непосредственно в Комитет защиты детей. Мы можем апеллировать в ОПОПИМ и в ММ, чтобы попросить их о помощи. Ты ведь записал это интервью, да?
Он рассмеялся: ее боевой настрой доставлял ему явное удовольствие.
— Да, конечно, и хотел бы я посмотреть, как члены Меньшинств мутантов и Общества по охране прав разумных меньшинств обрушатся на Горгону за отношение к ним! Хорошая мысль, Чанна. Как раз сейчас я передаю им информацию об этом инциденте. Представляю, как будет весело.
Поздно ночью Симеон заметил свет из-под двери комнаты Чанны. До сих пор он твердо держал свое слово, но сейчас его притягивал бледный, практически незаметный свет из-под двери. «Но, конечно, для того, кто не обладает такими фотосканерами, как у меня», — уточнил он. Все же он постарался соблюсти все необходимые формальности.
Чанна услышала звонок и, на какое-то время потеряв дар речи от удивления, наконец спросила:
— Да?
Из вестибюля раздался тщательно отрегулированный, звучавший едва слышно голос Симеона:
— Можно мне войти?
Она улыбнулась и отложила книжку, которую держала в руках.
— Да, можно.
Она лежала в постели, сонная, с растрепанными волосами. Симеону показалось, что она и сама похожа на заспанного ребенка.
— Не спится? — спросил он.
Она покачала головой:
— Я постоянно думаю о Джоат: она так одинока, там внизу, в темноте.
— Джоат уже давно спит.
— Откуда ты знаешь? Может быть, она до сих пор плачет от обиды после всего, что произошло?
— Я уверен, потому что слышу дыхание Джоат. Она в одном из ее любимых убежищ.
— А она не включила свой акустический имитатор?
— Не-а. Она действительно была очень расстроена!
— Она вела себя слишком прямолинейно. Будь она повоспитанней, она бы не заставляла нас так волноваться. — Чанна облегченно рассмеялась, но потом вновь погрустнела. — Она замечательная девочка. И действительно не заслужила того, чтобы Горгона вела ее дело. Послушай, Симеон, в Центральных мирах «мозг» и «тело» считаются парой. Наш контракт должен продлиться гораздо дольше обычного брака. Если я останусь здесь, скажем, лет на десять и тоже подам заявление о совместной — с тобой — опеке, большая часть возражений Горгоны отпадет сама собой.
— Совместная опека, ого-го? Да разве тогда Горгона сможет утверждать, что женщина, «тело», не является для девочки прекрасной ролевой моделью. Я уже активизировал свои линии связи и начал эту кампанию, хотя пока не знаю, сколько еще детей пострадало из-за этой Дорган. Мне совсем не хочется, чтобы ты принесла такую жертву и не добилась никаких результатов. Борьба с мисс Горгоной через нашу бюрократию не превратит нас в камень, но принесет нам немало головной боли.
Чанна презрительно зашипела.
— Мне некуда спешить — меня нигде не ждут.
— Я знаю, я слышал про Сенегал. Прости, Чанна. Я понимаю, что такое лишиться должности, которую ты страшно хотел получить.
Она вопросительно подняла брови.
— А что это было для тебя, если ты не сочтешь мой вопрос бестактным: город на планете или разведывательный корабль? Или ты замахнулся на целую планету?
— Я управляю городом — плохо или хорошо, как умею. И я совсем не хотел служить на разведывательном корабле. Разведывательный корабль, управляемый «мозгом» и «телом», слишком мал и ограничен. А мне нравится иметь дело со многими людьми. В этом больше возможностей для пробы сил. Я люблю, чтобы от меня требовали многого и чтобы мне возражали.