Нас они не знали, вот и выбежали навстречу. Очень много собак, и все на нашего Чукая похожи: чёрненькие и хвост калачиком. Это потому, что все они — родственники, одной породы: северная лайка.
Остановились собаки и думают: что им дальше делать, лаять на нас или нет? А некоторые уже начали потихоньку ворчать.
Вдруг наш Чукай бесстрашно выскакивает вперёд. Сейчас он с чужими собаками драться начнёт, подумали мы и уже за него напугались: вон их сколько, а он один! Но Чукай вовсе не драться хотел, а знакомиться. Он их обнюхивает, а они — его, будто о чём-то шепчутся. Пошептались чужие собаки с Чукаем, обнюхали и нас тоже и разбежались как ни в чём не бывало. Значит, признали за своих. А может, Чукай им что-то хорошее про нас шепнул?
Возле костра
Вечером, когда темнело, мы костёр разводили и рассаживались вокруг. У костра тепло и пахнет вкусным дымом. Тихо в лесу. Только иногда сырая ветка в огне стрельнёт.
Мы рассказывали разные истории, а то и просто сидели молча.
Чукаю тоже костёр нравился. Он ложился рядом на брюхо, вытягивал передние лапы и клал между ними голову, будто тоже о чём-то думал. А в его чёрных больших зрачках плясали рыжие огоньки.
Когда костёр догорал, мы вставали и говорили: «Спасибо, Чукай, интересно поговорили. Пора спать».
А он вместо «спасибо» — вилял хвостом.
Охотник в лодке
Подошла осень. Дожди начались, а по утрам наша брезентовая палатка хрустела от инея. Мы готовились к отъезду и всё чаще поглядывали на Чукая: а его куда же?
Кто-то сказал:
— Давайте с собой возьмём.
— Не пустят в самолёт с собакой, — сказал другой.
— Да и скучно в городе будет Чукаю, сбежит всё равно. Это ведь не городская собака: Чукай по тайге бродяжничать привык, а не в комнате жить.
Плыл по реке охотник-рыбак в остроносой и узкой лодке. Шестом от неглубокого дна отталкивался. Пел длинную песню. В этой песне — про быструю реку, по которой он плыл, и про крепкую лодку, которая ему послушна, и про большую рыбу-таймень, которую он изловит.
Понравилась нам его песня, вышли мы на берег, позвали к себе человека. Мы его угощали крепким чаем, какой любят на Севере, и расспрашивали про рыбную ловлю и про охоту. Он рассказывал, а сам то и дело на Чукая поглядывал.
Вот кому бы его подарить, подумали мы тогда. Да только разве Чукая подаришь: он ведь ничей, свободный! Захочет — пойдёт, не захочет — останется.
Мы сказали об этом охотнику, он сразу обрадовался:
— Со мной обязательно пойдёт, потому что настоящая охотничья собака всегда по охоте скучает.
И правда: взял в руки охотник свой длинный шест, поманил Чукая, тот не стал и раздумывать. Только в последний раз глянул на нас, попрощался и в лодку вскочил. Примостился на лавке, будто всегда здесь сидел.
Поплыла по реке лодка, вот-вот за поворотом исчезнет. А Чукай неподвижно, будто каменный, выставил нос, навострил уши и только вперёд смотрел. Так и не оглянулся.
Лосиные рога
У меня дома в Москве в прихожей висит лосиный рог. Он как очень широкая ладонь с растопыренными пальцами. Я на Севере в тайге работал, там и нашёл этот рог под сосной. Лоси ведь сбрасывают свои рога весной, а к зиме у них вырастают новые.
Когда ко мне приходят приятели, они вешают на лосиный рог свои шапки и шляпы. А когда уходят, снимают их.
Кто-то из них сказал, что у моего рога пять пальцев, потому что лосю было пять лет. Наверное, это так и есть.
А недавно ко мне приезжал товарищ издалека, с Севера. Мы с ним пили крепкий чай с клюквенным вареньем и вспоминали про разные случаи. Потом он достал из своего чемодана лосиный рог и говорит:
— Вот, бери на память. А я себе ещё другой найду.
Повесил я этот рог рядом со старым. Получилось, будто это лось через стенку рога просунул. Но потом я заметил, что у нового рога пальцев-то не пять, а семь. Ну конечно, он же совсем от другого лося. А вдруг это мой лось успел подрасти? Ведь в тайге я не был целых два года!
Теперь, когда я в полутёмной прихожей гляжу на эти рога, мне иногда кажется, будто я совсем не дома, в Москве. И рядом вовсе не пальто на вешалке, а старая замшелая сосна. И вовсе не калоши на полу, а чьи-то глаза блестят.
Гляжу я на лосиные рога, и кажется, будто они заманивают меня далеко-далеко. В края, где лес до небес — кедры да сосны стеной стоят, где в быстрых речках плещется озорная рыба хариус, где желтеет во мху сочная ягода морошка.