Эван учился в нижегородском университете на странном факультете, который был создан в рамках культурного обмена, чтобы укрепить слегка пошатнувшийся мир между двумя сторонами света. На самом деле (возможно, что и нет, хотя мне почему-то так кажется и даже хочется), он был агентом ЦРУ. Но это не имеет к данному рассказу никакого отношения. Если бы он даже попытался выманить у меня какую-то информацию, то он не поверил бы ни единому моему слову, так как мои обвинительные речи в зале суда, где на скамье подсудимых восседала вся Россия, не имели ни эмоциональных границ, ни реального подтверждения здравого смысла прокурора.
Итак, в один из таких вечеров, процесс чаепития с халвоедением был сведен к довольно умозрительному спору на тему количества потребления спиртных напитков на душу населения в разных странах в срезе культурных традиций той или иной народности. Когда разговор перешел в очередное противостояние двух великих культур – американской и русской (я, как обычно, был на стороне американцев, он защищал русских), эмоциональный тон диалога стал опять зашкаливать. Эван с пеной у рта доказывал, что в штатах намного больше пьют, чем в России, только этого не видно из-за того, что просто разливают по барам и не шатаются по ночным авеню. Я, естественно, отстаивал противоположную точку зрения, основываясь на статистических фактах. В какой-то момент мне все это порядком надоело, и я предложил ему в шутку посостязаться. У меня за холодильником стоял алюминиевый пузырек с противной китайской рисовой водкой. Я прекрасно понимал, что он откажется, потому как знал, что ему нельзя выпивать по жестким правилам американского студента штата Айова за границей. К тому же, он сам говорил, что никогда более тринадцати градусов ничего не пил.
– Будешь рисовую водку? Китаец привез.
– Буду.
Я сначала думал, что он шутит, но, поймав его строгий взгляд, сразу все понял.
Разлили по пятьдесят грамм. Я попытался произнести какой-то невнятный тост, но он меня перебил и выпалил:
– Cheers!
Выпили. Водка была отвратительной, и я крепко закусил, он не стал. Я попытался опять пуститься в дебаты, но он меня остановил и сказал:
– Разливай.
Разлили по второй. Опрокинули. Он опять не закусил. Мне сразу же вспомнился замечательный фильм Сергея Бондарчука "Судьба человека" о несгибаемом характере русского воина.
Разлили по третьей. Я смотрю, он взял с тарелки кусок замызганной халвы, понюхал и положил кусок на место.
Тут "рисовая" подошла к концу, а в голове только затеплилось. Я как бы в шутку проронил:
– Будешь еще? У меня есть "Смирновка" пол – пузыря.
– Разлива, – довольно сухо и практически без акцента промолвил мой американский собеседник.
Я достал еще двести пятьдесят грамм "Смирновки", и она была употреблена нами в последующие пять минут, после чего мы взяли небольшой отпуск и пустились опять в дебаты. Я начал большую речь, но Эван меня как-то резко, совсем не по-западному перебил:
– А у тебя есть что-нибудь еще?
– Эван! Тебе же нельзя. Вдруг кто узнает из вашего начальства? Отправят же обратно и сделают пять лет не выездным.
– Ерунда! Никто не узнает, если ты не скажешь.
– Парень, ты в своем уме? Я что, стукач? Могу оставить тебя сегодня у себя, – предложил я, – а то придешь в свою общагу, от тебя разит, вот и считай – приплыли.
– С удовольствием останусь! Спасибо!
– Эван! А что если бы мы сейчас мы были у тебя в штатах, также бы сидели, выпивали у тебя дома, а мне было бы нельзя пить? – как бы в шутку, без какого-либо подвоха спросил я.
– Я бы тут же пошел и сообщил в полицию.
Я засмеялся! Шутка удалась! У Эвана всегда было экстравагантное чувство юмора!
Но Эван не смеялся. Он был совершенно серьезен.
– Нет, – продолжал Эван, – я совершенно реально. Если бы тебе было запрещено выпивать, а ты бы сделал это при мне, то я был бы обязан сообщить в полицию, так как ты нарушил закон. Тебя бы забрали, и это хорошо. Для меня и для тебя это было бы хорошо потому, что американский закон есть сила, и мы бы в этом убедились. Мы бы оба поняли также, что закон есть нас защищает. Он ко всем справедливый. Разве это не хорошо? Бог творит закон и закон этот от Бога. Но это у нас так в Америке, а здесь в России все по-другому…
Он продолжал говорить с таким неприкрытым пафосом, что у меня зарябило в глазах. Я вдруг увидел Эвана, говорящего инаугурационную речь в Капитолии 20 января 2009 года. Одна рука у него была приложена к сердцу, другая гладила звездно-полосатый флаг.