Выхожу из дома и иду по Большой Печерской в сторону консерватории, где прошли мои детство, юность, взрослость и… (кто его знает?). Прохожу мимо двухэтажного здания, разделяющего Большую Печерскую с улицей Лядова. В этом доме когда-то находилась неврологическая больница, и я естественным образом лет в восемь туда был отправлен моими родителями, недовольными моими постоянными нервными тиками, возникающими в разных частях тела. Логика перемещений этих тиков была мне совершенно неясна, то есть, если на лице спазмы левого глаза прекращались, то можно было ожидать появления легкого покряхтывания в горле или тяжелых вращений головы слева направо и наоборот. Со стороны это могло казаться, что человек занимается физкультурой и разрабатывает разные мышцы, но моих папу и маму не так легко было провести. Вообще, мне кажется, что догадки родителей относительно моего неврологического нездоровья возникали не на пустом месте, возможно, они об этом знали генетически. Помню, моя бабушка рассказывала как к ней, еще молодой девушке, подошел симпатичный парень:
– Добрый день, барышня!
– Здравствуйте.
– Разрешите представиться, Алексей Трофимович!
– Алевтина.
– Мне показалось, что я Вам понравился.
– От чего Вы так решили?
– Вы мне постоянно подмигиваете.
В этой больнице было как-то грустно. Каждый новый день начинался одинаково: после завтрака и порции уколов я взбирался на подоконник и до обеда таращился в окно в надежде увидеть там приближающегося, со стороны трамвайной линии, отца. Но он все время опаздывал, давая мне возможность полностью пережить весь духовный ужас одиночества и божьей оставленности.
Вспоминаю еще одного идиота в больнице, от которого мне периодически доставалось. Ему во мне не нравилось вообще все, а особенно то, что я был его младше на семь лет. Хотя зря я его так назвал, может быть, он уже давно перестал быть идиотом и состоялся как поэт, или например, как великий танцовщик горьковского балета имени Пушкина.
Двигаемся дальше в сторону "консы". Метров через двести мы наталкиваемся на уникальный каменный дом без окон. "Барин" – так обозвал это строение новый бильярдный клуб, арендовавший подвальное помещение, где возможно в данный момент, когда пишутся эти строки, проходит матч в "американку" между моим сыном и его сокурсниками под легкий аккомпанемент пивных деликатесов. Матч посвящен очередным прогулам инязовских пар.
Но вот, собственно, и консерватория (величественное трехэтажное здание, конфискованное советской властью у русской православной церкви), где не так давно прозвучала премьера моего старого произведения для флейты и фортепиано – "Иллюзия", когда исполнители после объявления номера не вышли на сцену (из-за того, что их не было вообще), а я провалялся больной в постели, забыв о том, что мой опус включен в программу концерта. Поступок был с моей стороны некрасивый, так как он мог повлечь за собой цепь неприятных разговоров о моем неуважительном отношении к композиторской кафедре. Но, к счастью для меня, об этом никто потом не вспомнил и не придал этому никакого значения. Премьера "The new world trick"– a la John Cage 4.33 с треском провалилась!
Далее – легендарная площадь Минина, с которой, по некоторым историческим справкам, берет свое начало народное ополчение Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Именно отсюда уходили полки на защиту отечества, именно здесь закалялся характер русского воина-победителя. Помню, мне было лет шесть, мы с мамой вечером стояли на остановке в ожидании автобуса, и вдруг, в ближайшем парке у фонтана в самом центре площади, началась настоящая битва молодых парней, человек двадцать пять на двадцать пять. Народ на остановке вместе с милицией стоял в оцепенении, и молча следили за происходящим. Чуть ближе к нам разворачивалась уморительная батальная сцена – трое били какого-то очкарика. Он падал, вставал, падал, потом опять вставал и, неистово протирая очки от соплей, снова и снова рвался в бой.
Набережная Федоровского открывает величественный вид не только на "Стрелку" и всю нижнюю часть города, но и имеет грандиозную перспективу, унося тебя за тысячу горизонтов в сторону северо-востока. Поля, леса и реки – то, что так дорого русскому духу и воспето всеми отечественными писателями и поэтами за границей, все это на одной картине, открывающейся со всех верхних точек города.
Внизу, под описываемой мной набережной, находится одна из самых старинных и живописных улиц города – Рождественская (бывшая "Маяковка"), на которой в 1967 году находились роскошные по тем временам бани. И вот мы всей семьей садились на самодельные сани, наспех сколоченные моим отцом из гнилых и разрозненных досок, и на огромной скорости съезжали с верхнего оврага (где находился наш дом) вниз, прямиком вкатывались во двор этих самых бань.