Вспоминаю один неброский эпизод из жизни группы, который, несмотря на свою обыденность, осел надолго в моей памяти, будто стоп-кадр, трансформировавшись в виртуальную картину.
Кто-то объявил, что на следующий день в Коронелу заедет автобус и захватит наших специалистов в сторону центра города. Помню, как отец встал пораньше и пошел на остановку, где его уже ждала небольшая компания коллег.
В центре располагается лучший шахматный гроссмейстер – Дубко. Он, апеллируя к отцу, артистично жестикулирует. В Ленинграде он был дирижером оперного театра, а здесь преподает теорию музыки. Вот видный и высокий Примак, режиссер из Киева, стоит немного в стороне и, укрываясь ладонью от утреннего навязчивого солнца, высматривает вдали задерживающийся автобус. А это Маймеску, баянист из Кишинева с широким и красным лицом, всегда очень спокойный и немногословный. Йозес Антанавичюс – как обычно выглаженный и пунктуальный – листает журнал. Еще пять-шесть человек о чем-то беседуют, но их взаимная благожелательность и сдержанный смех не придают той картине экзотический и легкий колорит, а напротив, есть какая-то тяжеловесность.
Сейчас я смотрю на свое старое полотно с треснувшими от времени красками через скрипучие металлические жалюзи из своей комнаты и думаю о том, что каким-то образом судьба объединила этих людей под общей вывеской "формально требуемые специалисты". Они ехали на остров будущего с надеждой найти себе достойное применение – более широкое и творчески независимое, чего не было в их предыдущей жизни в Союзе. Но почему-то все мои картины "кубинского периода", как бы не были они ярко написаны, объединяют внутреннее напряжение и безысходность. И какая бы тема в этих работах не была затронута, какой бы техникой и красками я не пользовался, всегда есть что-то недосказанное и хаотично разбросанное по временному пространству. Но это не импрессионизм со своей зыбкой и мечтательной реальностью, здесь скорее реализм, превращающий экзотическую мечту в чистую иллюзию…
И так они простояли полчаса…, а может час…, и после последней отмашки ленинградского дирижера в сторону так и не прибывшего автобуса, знаменующей финальный аккорд всеобщего терпения, "группа культуры" разбрелась по своим направлениям в сторону заблудившейся мечты.
Зазеркалье
(They keep a silence still)
Подхожу к зеркалу и вижу себя. Я вижу свое лицо сейчас таким, каким видел его в пять, пятнадцать, тридцать, сорок лет, и оно не изменилось. Если что-то в нем и не так, то это должны были заметить другие, но мне никто ничего до сих пор не говорил. Трансформация лица, если она действительно была, прошла для меня незаметно, для моих родных и близких тоже, а для остальных она не имеет никакого значения, т.е. им на меня наплевать. Значит я такой же, как и прежде.
Мелкие новшества, вводимые природой, а именно: утолщение носа, обвисание век, легкое облысение, ненавязчивая седина, образование мелких дельтообразных морщин, обнаружение инопланетных окружностей вокруг глаз – не являются важным аргументом в пользу самобичевания и уныния. Во всяком случае, если все это и есть, то я этого не замечаю. А если я этого не замечаю, значит, не видят и другие, потому как присутствие всех остальных в моем жизненном пространстве является лишь подтверждением факта моего существования, и не более того.
Одним словом, я не могу уловить момент изменения во внешности из-за того, что моя природа играет со мною в прятки, а людям, которые могли бы зафиксировать факт трансформации через продолжительные промежутки времени, абсолютно все равно.
Многие ученые доказали, что в будущее проникнуть возможно, а вот в прошлое нереально ни при каких обстоятельствах.
В поддержку первого феномена выступают пророчества святых, экстрасенсов (сюда могут быть причислены и слабые потуги разных жуликов от нечистого духа и царства тьмы), библейские предсказания и предзнаменования, а также заветы Ильича.
В защиту второго феномена никто доселе не выступил… кроме меня.
Я, конечно же, ни на какие научные слеты и симпозиумы не поеду и никому ничего доказывать не буду. Но никто никогда мне не запретит здесь изложить свою гипотезу. Она предельно проста:
Попадание в прошлое возможно при условии, если наука изобретет скорость, превышающую скорость света. Затем мы создаем космический аппарат и летим на нем с этой гигантской стремительностью до отдаленного объекта во Вселенной, с которого будем наблюдать прошлое Земли. Ну, например, оттуда мы сможем увидеть в реальности Бородинское сражение или даже Столетнюю войну. Ведь эти события до того вышеупомянутого объекта, на котором мы будем восседать, и уплетать груши, дойдут гораздо позже, нежели мы там окажемся. Хотя мы и вылетим туда, например, через две тысячи или даже семь тысяч земных лет по прошествии этих событий.