Выглядел он весьма аккуратно и даже импозантно для тех времен и местности, где проходили уроки пения. Худощав, по-европейски учтив, в очках – капельках а la семидесятые, с чуть треснувшими стеклами, он был похож скорее на какого-нибудь бельгийца, нежели на уроженца средней полосы России. Он мне тогда понравился за свой необычный взгляд на вещи и манеру вести разговор. Немного заикаясь, говорил часто невпопад, перескакивая с темы на тему, но его почему-то не хотелось перебивать.
Главным лейтмотивом нашего с ним диалога (остальные уже спали за столом, уткнувшись носами или щеками в засаленную скатерть) была жизнь за границей – ее преимущества и недостатки. За все время нашей беседы мы так и не смогли выявить явных признаков упадка Запада, поэтому наш разговор, в конце концов, вылился в оголтелое осуждение и посрамление всего того, что находилось восточнее ФРГ.
Помусолив еще пару часов эту темку, я почувствовал легкое недомогание и стал собираться уходить. Игорь меня поддержал в моих намерениях, мы вместе вышли на улицу. Мы бродили по окрестностям Кузнечихи и были ужасно недовольны тем, что нас окружало. А именно: пыль, некрасивые пятиэтажные дома, заспанные люди в серых одеждах и несвежий запах с бойни. Было неприятно настолько, что я начал валиться с ног от усталости. Он поблагодарил меня за горячую захватывающую беседу и мы попрощались, на всякий случай, обменявшись телефонами, хотя это была лишь вежливая формальность.
Я пришел домой и юркнул в незастеленную кровать. Сон настиг меня мгновенно. Проспав совсем немного, я был разбужен навязчивыми звонками телефона, который вопил не переставая в соседней комнате. Через пять минут непрекращающихся позывных я, раздраженный наглостью и бестактностью звонящего, подбежал к телефону и гневно прорычал в трубку:
– Алло!!!
– Алло… Привввет… это Игорь.
– Какой еще Игорь!
– Ну, сссс которым ты час назад общался.
– А … Привет, – ответил я, немного смягчив тон, – а сколько сейчас время?
– Пол первого.
– Чего, ночи или утра? Слушай, я совсем потерялся во времени.
– Ночи, ночи. Слушай, Дмитрий, тттты бы не смог сейчас приехать на площадь Минина к памятнику Чкалову?
– Зачем?
– Знаешь, ттттут какие-то странные вещи происходят.
Cобственно, это фраза, ради которой и пишется этот рассказ, меня застала тогда врасплох, и я стоял в оцепенении какое-то время, не зная что ответить. Но тут я взял себя в руки и пробормотал как-то невнятно, чтобы не обидеть нового знакомого:
– Ты знаешь, Игорь, уже как-то поздновато, может быть, завтра?
– Ну, ладно, – ответил он печально и повесил трубку.
Я пошел опять в постель, но уже так и не смог заснуть, долго размышляя о новом странном знакомстве. Мне почему-то подумалось, что Игорь повесил тогда трубку ненадолго.
Так и получилось. На следующий день мы уже ехали с ним в троллейбусе на переговоры с его старыми партнерами по птичьему бизнесу. А чуть позже, плечом к плечу отсортировывали гнилые помидоры от еще более гнилых огурцов, бессистемно раскиданных по громадным бетонным залам овощной базы, принадлежавшей до революции троюродному брату его прадедушки. Ну, и, наконец, через пару месяцев нашего неуемного труда на городских пастбищах, он основал общество риторики, которое базировалось на моей квартире. Сюда он время от времени приглашал своих старых и новых знакомых. Все они были очень странными, но интересными собеседниками.
Вот некоторые выдержки из бесед местного клуба риторики и философии:
– Вообще, друзья, я считаю, что термин – принцип, имеет двойственный смысл, и обыкновенно, обозначает лишь такое значение, которое может быть применено как принцип, хотя само по себе и по своему происхождению оно вовсе не есть принцип.
– Ну, не знаю! Я не согласен с этим доводом. Мне кажется, что идеал высочайшего существа есть не что иное, как регулятивный принцип разума, состоящий в том, что разум рассматривает все соединения в мире так, как если бы они возникали из вседостаточной необходимой причины, чтобы обосновывать на ней правило систематического и необходимого единства в объяснении их, но в этом идеале не содержится утверждение необходимого самого по себе существования.
– Хорошо. Возможно, что и так. Но как же быть с тем, что собственно понятие разума всегда относилось и относится к абсолютной целостности в синтезе условий и удовлетворяется не иначе, как абсолютно безусловным, т.е. безусловным во всех отношениях?
– Скажите, а у кого-нибудь есть знакомый, работающий на оптовых базах?
– А зачем тебе?
– Да хотел, просто, закупить тридцать килограмм гречневой крупы на зиму. Говорят, кризис идет.