Портрет Иннокентия Санненского
Иннокентий Санненский – друг моего глубокого детства, в котором все мои друзья, товарищи, знакомые появлялись эпизодически, не задерживаясь надолго, и также незаметно исчезали туда, откуда пришли. А приходили они из непостижимо бессознательного, являясь частью моей собственной природы, т.е. они как бы отражали мою суть, мое мировозрение, указывали мне на мою же невротическо-маниакальную склонность к фрустрациям и умеренным депривациям.
Самое интересное, что у Иннокентия было совершенно другое имя (как и у всех остальных героев моих предыдущих рассказов), что было дано родителями при рождении Иннокентия-ребенка как такового. Истинно же он звался – Валерий Санников.
Но еще более необычным и загадочным является то, что Иннокентием звали Валеру Силантьева, который у меня появляется в рассказах "Эх, Валера… Валера" и "Осенний синдром" (перечитайте, пожалуйста). А фамилию его (Силантьев, прим. автора) вспомнил совсем недавно. Я его просто не видел давно, примерно тридцать пять лет. Да и тогда (тридцать пять лет назад) я его тоже не особо видел, а только слышал о нем несколько случаев от своих друзей, которых тоже с тех пор пока еще не встречал.
Так вот, у Иннокентия Санненского (Валера Санников, примеч. автора) был друг, которого звали Валентин Учеблов (на самом деле у Валентина значится тоже другое имя при появлении на Божий свет, но он меня предупредил подобру-поздорову не выдавать его). Он прозвал Иннокентия – Жорой. Но в силу того, что Жорой Иннокентия называл только сам Валентин, и больше об этом никто не знал, то давайте и мы будем Валеру называть Иннокентием. Ладно?
Кстати, у самого Учеблова было много литературных псевдонимов. Об этом повествуется в рассказе "Умопомрачительные игры в бисер" (перечитайте, пожалуйста, прямо сейчас). Но там далеко не полный список. Вот, почти что окончательный (хотя и не совсем) список фамилий его теневого героя, каковым Валентин являлся сам:
Куиблин, Хербдаев, Стояблов, Муилин, Елбостов, Яйцевский (также фамилия Прохруев), Аяблов, Яблонов, Воблов, Чудилин, Квадратов, Шибздаев, Зопин, Блуищев, Хлебайлов, Челнин, Челнчавчаев, Басранов, Лаптиптапдубаев, Еблыстов, Ебралов, Лабздеев, Пристроев, Яббонов, Наибин, Елбдаев, Блеблюблин, Грёбарев, Шитокрытин, Ебрастов, Блямбдин, Удродов (полный список имен и фамилий данного человека будет написан автором намного позже, в 2017 году в рассказе "Талант и поклонники". Прочитайте, пожалуйста, через два года. Ладно?).
И так, если вы уже перечитали рассказ "Умопомрачительные игры в бисер", то наверняка поняли, что все эти люди – есть главный герой стихов Учеблова по призванию "Помощник людей". Почему у него была такая должность, и чем он занимался, вы можете узнать, перечитав уже третий раз рассказ "Умопомрачительные игры в бисер". Я думаю, что, наконец после третьего прочтения, многое прояснится.
Но мы сейчас пишем рассказ об Иннокентии и давайте, пожалуйста, продолжать.
Так почему же, все-таки, Иннокентий Санненский, а не Валерий Санников?
Да потому, что он поступил в университет Лобачевского на филологический и, проучившись там пятнадцать лет, с успехом его окончил. Тема его дипломной работы была "Гипотетика функций манустрала и ее влияние на судьбы героев в русской хлитературе второй половины XIX века". За основу взята "Анна Каренина" Л.Н.Толстого. А, кстати, Иннокентий Анненский был его любимым поэтом. Правда, он сам мне об этом никогда не говорил, но я все равно так решил за него.
Почему пятнадцать лет учебы? Потому, что он работал все это время в рекламном бизнесе, т.е. мастерил рекламу для магазинов и аптек. Пилил, клеил, колотил, измерял, резал, и это то малое, чем ему приходилось заниматься. Основной же функцией его являлось: спорить, полемизировать, ругаться с начальством, иногда материться. Идем далее: кидаться, плеваться, угрожать директору, иногда пинаться и драться креслами. Его бы уже давно уволили, да только вот, уж больно он хороший мастер. Поэтому начальство просто-напросто придумало ему жуткую месть. Оно заваливало его работой с ног до головы в момент сдачи экзаменов, и ему все время надо было брать академический. Вот так четырнадцать лет подряд. Но в пятнадцатый год его обучения все начальство ушло в отпуск в Альпы, и Кеша благополучно завершил свой студенческий эксперимент, слегка поизносившийся и изрядно полысевший.
Я лично помнил его по каким-то странным встречам во дворе, которые возникали не часто, но довольно убого:
– Привет Кеша! Как оно?
– Хаааа, а ты кто?
Я разворачивался и уходил, сильно разочарованный в нашей дружбе.
В восьмом классе, когда мы приехали с Кубы (где мой отец три года был увлечен занятиями на виолончели со своими кубинскими студентками), я его опять встретил в хоккейной секции имени Юрия Гагарина на Ашхабадской. Тогда на мое приветствие он вообще ничего не ответил, скосив при этом глаза и уткнувшись в свежий выпуск газеты "Советский спорт". Его всегда интересовала чистая статистика. Мне кто-то тогда сказал, что он подсчитывает количество мячей, забитых в баскетболе за всю историю существования этого вида спорта.