– Точно! – обрадовался Васильев. И тотчас же вспомнил эту булочную. Там надо было сначала выстоять очередь и только потом получить фунт тёплого ещё хлеба. Тёплого – потому что он просто не успевал остыть. И самое интересное было в том, что фунт редко отвешивали одним куском. Обычно получался и небольшой ломоток, который назывался довесок. И этот довесок можно было съесть по дороге к дому. И это тоже было радостно.
И вот с таким ощущением, что радость, всё – таки, была, да позабылась, вошёл Васильев в Городской пивбар, где плавали клубы дыма, вонь прокисшего пива и мочи. Васильев встал к стойке, чтобы место занять, а Добежалов в очередь за пивом. Очередь была совсем небольшая. Не то что в конце дня, когда мужики после работы позволяют себе оттяжку. Так что Васильев даже не успел толком перекурить как Добежалов уже пришёл с четырьмя поллитровыми кружками и тарелкой, на которой в окружении луковых колечек красовались несколько кусков нечищеной сельди иваси.
– За свободу! – улыбнулся Добежалов и приподнял свою кружку.
– За свободу. – согласился Васильев и тоже к кружке приложился.
А когда отпили немного Добежалов достал бутылку водки и соорудил ерша.
– Не круто будет? – озаботился Васильев. Но Добежалов утешил:
– По системе Станиславского положено, чтобы нервную систему в порядок привести.
И друзья глотнули за здоровую нервную систему.
– Что – то не так, Игорь. – сказал Васильев после того как закусили селёдочкой. – Не понимаю, но чую, что что – то не так.
– Слушай, Олег! – задумался Добежалов. – А ты уверен, что находишься в реальном Городе?
Васильев подумал, глотнул ещё ершика и признался:
– Нет. Не уверен. Слишком тут много такого, что быть не может, потому что быть не может никогда. Но, с другой стороны, где – то же я есть?
– Где – то есть. – согласился Добежалов.
– И вот из этого самого Где – то я вырваться не могу. Понимаешь?
– Понимаю. – сказал Добежалов шёпотом.
– Ты пойми, – тоже зашептал Васильев, – Я никогда в этой сраной эмиграции не пил столько, сколько здесь пью. И, что страшно и странно, это мне нравится всё больше и больше. И избавиться от этого я тоже не могу.
– А ты пробовал? – усомнился Добежалов.
– Что пробовал? – собрался обидеться Васильев.
– Избавиться пробовал?
– Нет! – признался Васильев. – Не пробовал, но твёрдо знаю, что ничего не выйдет.
– Тогда да. – согласился Добежалов. – Тогда конечно… Что уж тогда?..
И Добежалов ещё плеснул водочки в пивко, чтобы нить разговора не терялась. Плеснул и тут же отвлёкся:
– Олег! Хочешь, я тебя с настоящим пророком познакомлю? Шутка, шуткой, но чем чёрт не шутит? Может, он и вправду что – то знает?
– А что? Действительно. – Васильев внимательно присмотрелся к любителям пива. – Только не спеши. Я хочу сам угадать этого пророка.
– Давай! – согласился Добежалов и Олег Петрович начал угадывать. И через минуту, другую нашёл подходящую кандидатуру. На полу неподалёку от двери в туалет сидел мужик в рваном ватнике. Волосы на голове этого мужика стояли принципиально дыбом, напоминая не то Бетховена, не то Эйнштейна. И это странное поведение волос, по мнению Васильева, и было несомненным признаком гениальности.
– Вот он, Игорёк! – показал Васильев на эту радость парикмахера. – Этот Самый фактурный. Этот как раз то, что надо.
– Согласен. – кивнул Добежалов. И крикнул в другой конец зала:
– Фима! Подойди!
– Пить сегодня, парни, много не могу. – повинился Фима, подойдя. – Только что из дурки. Ещё не отошёл.
Васильев с удивлением смотрел на Фиму. Потому что был этот Фима типичным мальчиком из хорошей семьи. Белая рубашечка, галстучек, очки в роговой оправе, смущённая улыбка.
– А мы много и не дадим. – утешил Фиму Добежалов. – Нам самим мало. Тут вот какая штука. Вот у Олега ощущение, что он не может от Города избавиться…
– Какое ощущение, блин? – перебил Васильев. – Тут полный дурдом. Я уезжаю, а вместо этого оказываюсь в «Конторе» на допросе. Черти, домовые, и вообще.
– Пуповину надо рвать. – забормотал Фима и закатил глаза. – Рви пуповину, иначе никак. Иначе ребёнок не родится….
– Ты, Фима, остынь. Ты не горячись так. Не убивайся. – налил Добежалов Фиме.
Тот выпил, выдохнул воздух, пожевал губами и пришёл в себя.
– А ты не горюй. – сказал Фима Васильеву. – Будешь человеком, всё само собой утрясётся.
И пошёл к своему стояку.
Правда, отойдя немного, обернулся и крикнул:
– И вовсе не дурдом, а дургород!
Васильев помолчал немного, а потом попил ёршика и спросил Добежалова:
– Как это рвать? Какую пуповину? И кому, главное?
Добежалов только пожал плечами.
А Васильев завёлся:
– Я вот сейчас спрошу этого вашего Пророка. Я строго спрошу, если на то пошло. Что же это за пророчество? Это хуже прогноза погоды!
– Спроси, если так уж загорелось. – равнодушно ответил Добежалов и занялся куском селёдки, которая норовила выпрыгнуть из тарелки. – Только, думаю, лучше не будет.
– Это почему же не будет? Я имею полное право спросить.
– Конечно, имеешь. – обрадовался Добежалов. Он как раз исхитрился наколоть на вилку упрямый деликатес. – Только понятней тебе не будет. Чем больше вопросов, тем меньше понимания. Закон Архимеда.
– Какого это Архимеда? – опять «не догнал» Васильев. – Это у которого штаны на все стороны равны?
– Ну, не хочешь Архимеда, тогда пусть будет Бойля – Мариота.