Кровать. На кровати – девочка. Бледная. Во рту и в носу – трубки. Не спит. Притворяется. Притворяйся, притворяйся. Нас не проведешь.
Джозеф стоял у больничной койки и никак не мог понять, почему никто не хочет сказать ему правду? Это же не дочь. Так, подделка какая-то. Да и не похожа вовсе. Настоящая дочь веселая и живая, вечно скачет на одной ножке, вечно что-нибудь рисует. А эта – чужая, лежит и не шевелится. Не спит она. Не может быть. Спят только живые. Джозеф растерялся и от этого еще больше рассвирепел. Он, должно быть, что-то сказал, потому что женщина с другой стороны постели подняла глаза.
И эта притворяется. Женой. Что ж такая помятая? Уродина. Не могли что ли помоложе актрису найти? Настоящая жена моложе. И лицо у нее мягче, и косметики больше. И тоски в глазах не было никогда. А эту и молодой-то не представишь. Вся рваная, грязная… Глядит. Ладонь ко рту прижала. Слезу пустила. Тягучую. Ну прямо вся мировая скорбь. А что, отличная игра. Так жена себя и вела бы, если б поняла, что она теперь не при деле.
Толстенький седой доктор сунул руки в карманы халата и сочувственно улыбнулся, не разжимая губ. Он посмотрел на Джозефа и мягко сказал:
– Девочка может в любую минуту очнуться. Или пролежать так долгие годы. Переохлаждение, да еще вода в легких, – он покачал головой, – кислородное голодание.
Женщина всхлипнула и придвинулась к кровати. Умрет. Девочка умрет. Вот она, правда жизни. Никуда от нее не деться. Никому никуда не деться, когда умирает ребенок. Джозеф почувствовал, что тает, что его уносит в сверкающее никуда. Он взглянул в окно. Когда же ночь? Тьма всех спрячет, всех укроет.
– Держитесь, – сказал врач.
Джозеф тупо озирался. Люди. Приборы. Пищат, шипят, урчат… Джозеф вконец запутался. Почему он здесь? Надо сосредоточиться, вспомнить… Джозеф так напрягся, что перестал дышать.
Это его удивило. Он попробовал сделать глубокий вдох. Врач тут же повернулся к нему. Милый доктор, так трогательно изображает сочувствие. Только это другой. Где же тот, высокий? Который все делает ради денег, которому на все наплевать? Весь чистенький, к такому смерть не прилипнет.
– Вам нехорошо? – спросил врач.
Джозеф посмотрел на девочку. Зачем она тут? Колени подогнулись, он уцепился за железную спинку кровати.
– О-па. Ну-ка, присядьте, – сказал кто-то в белом. – Вам что, трудно дышать? – И протянул руку.
Женщина тоже подняла голову. Испугалась. Сердится. А девочка так глаз и не открыла.
– Где я? – спросил Джозеф. Кто-то схватил его за руку.
– Он все время это говорит, – заявила женщина.
«Тебе-то откуда знать? – подумал Джозеф, голова его налилась тяжестью и запрокинулась. – Да что вы вообще про меня знаете?» Он сделал шаг назад и упал. В черепной коробке что-то громыхнуло. Над ним склонились. Забегали. Держаться за жизнь. Заткнуть уши изнутри. Свет ярче, ярче… Перед глазами бело… И тут все исчезло.
Доктор Баша спросил, нет ли в городке кого-нибудь, кто смог бы опознать тела. Чейз сразу вспомнил о мисс Лэрейси, старушке из дома Критча. Ей сто лет в обед, уж она-то наверняка все про всех знает. Чейзу казалось, что ледяной воздух рыбозавода так и остался у него в легких. Сержант никак не мог отделаться от запаха смерти. Чейз ехал вдоль бухты на своем «лендкрузере» и прикидывал, где бы перекусить. Надо сначала заморить червячка, а уж потом ехать за божьим одуванчиком. Впереди у городского клуба нижняя дорога и пересекалась с прибрежным шоссе. Может, в штабе пара бутербродиков завалялась? Кто сказал, что испортились? Пусть они хоть три дня на солнце пролежали. Сейчас и козлиные потроха сгодились бы.
Чейз посмотрел на залитый солнцем океан в белых барашках. Никого на воде, никого под водой. Даже вертолеты куда-то делись. Странно: ветра нет, а штормит. Вон какие гребни! Чейзу стало не по себе. Будто весь хаос переместился теперь в океанские глубины и только и ждал удобного момента, чтобы вырваться на поверхность.
Вот и штаб. Чейз резко повернул вправо, под «кирпич», и втиснулся между двумя армейскими джипами. Задача не из легких, особенно, если у тебя «лендкрузер». Трое солдат о чем-то горячо спорили перед входом в здание. Чейз подошел поближе, и разговор прервался. Солдаты преградили дорогу.
– Френч на месте? – спросил сержант.
– Вход только для военных.
Чейз снял фуражку, навис над солдатом и пальцем ткнул в его радиомикрофон.
– А вы с ним свяжитесь. Скажите, к нему сержант Чейз. Мы сотрудничаем.
– Новый приказ, сэр. Никаких исключений. Вы уж простите, ничем помочь не могу.
Сержант смерил солдата взглядом. Солдат занервничал. Чейз медленно, с достоинством надел фуражку и вернулся к машине. Он влез на сиденье, положил руки на руль и подумал, не вернуться ли в Порт-де-Гибль к Терезе. Главное, не дать себя разозлить. На черта надо было делать крюк ради этого Френча? Хватит, домой пора. Третье дежурство подряд. Внеурочная, между прочим, работа. Так что в конце месяца будьте любезны чек с кругленькой суммой. Тем более жизнь в городке вроде бы устаканивается. Этак, глядишь, и до пенсии доживем.