– Она жива?
– Да, – твердо ответил Джозеф. – Жива. – Он качнулся вперед, надеясь проскочить мимо Клаудии, но побоялся, что она схватит его за рукав. Кожа у нее была удивительно белая. Длинные пальцы сплетались и расплетались на круглом животике, будто корни растений. Джозеф никак не мог оторвать взгляда от ее рук. Внутри Клаудии плавал ребенок. Чей ребенок? Внезапно ткань платья зашевелилась.
– Пойдемте вниз. Я вам приготовлю шиповниковый чай. – Она расцвела в очаровательной улыбке, и Джозеф немного успокоился.
Клаудия начала спускаться по лестнице. Джозеф наклонился за сумкой Ким. В ушах так шумело, что он едва слышал шаги соседки. Он вышел в коридор и остановился на верхней ступеньке. Клаудия на кухне уже гремела посудой. Джозеф глубоко вздохнул и медленно пошел вниз. Дверь в гостиную по-прежнему была закрыта.
– Мне надо обратно в больницу, – крикнул он, но ответа так и не дождался. – Клаудия! До встречи. Я поехал, ладно?
Ни звука. Ни слова.
Джозеф сделал несколько шагов по направлению к кухне, слышно было, как на плите посвистывает чайник. На стенах в прихожей висели картины, преимущественно спокойные морские виды: закат над океаном, синяя гладь. Он вспомнил рисунок Тари: зеленовато-коричневый шар с красно-оранжевой серединкой. Солнце внутри Земли.
Джозеф шагнул через порог кухни. Клаудия спиной к нему разливала чай по двум большим кружкам. Она двигалась очень женственно, грациозно и уверенно. В Джозефе снова шевельнулось желание и даже нечто, похожее на восторг. Вот она стоит перед ним, такая доступная, такая сексапильная. Их прошлое не запятнано браком.
– Мне надо… – сказал он.
Клаудия повернулась и мягко посмотрела на него. В ней была какая-то легкость, естественность, которой он раньше не замечал. Джозеф никогда не видел, чтобы она улыбалась. Он уже не понимал, почему рассердился, когда Клаудия заговорила о болезни Тари.
– Мы вышли из одной волны, Джозеф, – пояснила Клаудия.
– Волны?
Ее пальцы сплелись с пальцами Джозефа, заставили его отпустить сумку Ким, дно мягко ударилось об пол. Кожа у Клаудии была теплая. Джозефу показалось, что его рука больше не принадлежит ему, что она отделилась от тела и стала самостоятельным живым существом. Он посмотрел на собственные пальцы, потом поднял голову и заглянул в глаза Клаудии. Она шагнула к нему и прижалась лбом к его плечу.
– Все будет хорошо, – прошептала Клаудия. На плите засвистел чайник. – Теперь я в твоем доме.
Мисс Лэрейси оглядывала чужую комнату и никак не могла сообразить, где находится. Обстановка чудная. Гостиная, но не ее гостиная, это уж точно. Мебель вроде знакомая, но расставлена как-то не так. Дом тоже не ее. Дом Критча. А где же Урия? Она взволнованно посмотрела на закрытую дверь. Неужели он вернулся к ней?
Стряхнуть сон, если, конечно, это был сон, никак не удавалось. Он наполнил ее новой надеждой. Кресло напротив пусто. Что ж теперь делать? Куда идти? Сон напомнил ей о связях между живыми и мертвыми, на сердце потеплело. Мисс Лэрейси поняла, какое это утешение – побывать среди ушедших. Счастье не в том, чтобы держаться за пустую оболочку, а в том, чтобы быть среди духов близких. Какое заклинание надо произнести, чтобы вернуть их обратно, освободить, дать им возможность воссоединиться с любимыми? Что заставляет их жаться к бесполезным телам?
Мисс Лэрейси, кряхтя, поднялась с дивана.
– Все косточки жалуются, – горько сказала она.
До рыбозавода и идти-то всего ничего, да к тому ж под горку. А все-таки как хочется позвонить этому милому сержантику: пусть подбросит ее до мыса. Все бы хорошо, да только вот имени его она не запомнила. Старушка расстроенно покачала головой, отперла замок и открыла дверь. Она повернула направо и вышла из дома на парадное крыльцо, ни разу не оглянувшись.
В саду старушка остановилась и посмотрела по сторонам. Фиолетовые анютины глазки в самом цвету.
– Вы все как на подбор, красавицы, – сказала она им. Лобелия бурно разрослась, розовые кусты выбросили десятки бутонов. Мисс Лэрейси довольно погладила шелковистые лепестки и вспомнила о дикой розе у нее за домом. У той бутоны помельче, и распустятся они только через шесть-восемь недель, тогда над садом воцарится розовое марево. А еще там растет малина, ее стебли переплетаются с розовыми кустами и живут в полном согласии. В таких колючках ягоды собирать непросто. Мисс Лэрейси обычно варила варенье в начале сентября. Малиновое. Черничное. Брусничное. Яблочное.
Старушка прошла по мощеной дорожке до шоссе и остановилась, чтобы взглянуть на причал Аткинсо-нов. Забор вдоль берега сломан, повсюду валяются фанерные щиты. Вход на пляж теперь свободный. Из воды выпрыгнул розовый дельфин и плюхнулся обратно, в воздухе повисла сверкающая пелена брызг. Мисс Лэрейси хмыкнула, перешла улицу и начала спускаться по верхней дороге. Если она правильно истолковала свой сон, на рыбозаводе что-то переменилось. Вчерашние чудесные вспышки оранжевого света, очевидно, были знаком того, что дело пошло на лад. На полпути мисс Лэрейси повстречался армейский джип. Солдат опустил стекло и спросил старушку, не требуется ли ей помощь.