Томми пальцем отодвинул один из рисунков и быстро сунул руки в карманы. Рисунок изображал гору, над ней кружились какие-то огромные насекомые – три штуки. Набросок был сделан углем, это подтверждали черные пятна на рубашке художника. Томми медленно тер их пальцами и, застенчиво улыбаясь, ждал, когда же мисс Лэрейси выскажет свое авторитетное мнение.
– Томми здорово рисует, – слишком громко сказала Райна. – В жизни не видала, чтоб так рисовали.
Мисс Лэрейси не слушала.
– Это что ж тут такое летает? – спросила она и прищурилась, чтобы получше разглядеть рисунок.
– Вертушки, – объявил Томми, предостерегающе выпучив глаза. Он ткнул в занавешенное тюлем окно. – Там, над мысом.
Мисс Лэрейси поднесла рисунок к глазам.
– А ждать их когда? – Она уже почти возила носом по бумаге, изучая каждый штрих.
Томми, словно школьник, пожал плечами и переступил с ноги на ногу.
– Так что, по чашечке? – нервно спросил он.
Всякий раз дно и то же. Томми обязательно надо похвастаться своим искусством, но так, чтобы ничего не объяснять. Как будто рисунки предрекают несчастья, и Томми в ответе за каждое сбывшееся пророчество.
– Лучше по стаканчику, – пробормотала Райна заплетающимся языком. – Мой-то чаек покрепче. – Она фыркнула, как лошадь, оттопырив губу. Рука безвольно упала на коленку. Раздался шлепок.
Мисс Лэрейси оглянулась на Райну, та поджала ноги и калачиком свернулась на диване. Глаза сами собой закрылись, стакан в руке опасно наклонился над алым восточным ковром. К счастью, проливаться было уже нечему. Райна засопела во сне, и аура ее слегка прояснилась, поскольку тело перестало верховодить душой. Стакан выскользнул из пальцев и со стуком упал на ковер.
– Тягостно ей, – словно оправдываясь, сказал Томми. – Потерялась совсем.
– Да кто ж не поймет.
– Ну, ничего, я тут смотрю.
– Тебя, сынок, Господь ей послал.
– Пойду чайник ставить.
– Ага, – сказала мисс Лэрейси, и, насупившись, положила рисунок на стол, – по чашечке выпить – милое дело. – Ей захотелось добавить что-нибудь сердечное. Мисс Лэрейси заметила, что Томми внимательно смотрит на свое творение. В глазах у него мелькали лопасти вертолетов. А может, просто слезы навернулись, хотя Томми изо всех сил бодрился. Мисс Лэрейси взяла его руку в свои ладони.
– Ты не тревожься о том, что будет, мальчишечка. – Она потрепала его по руке, улыбнулась ласково и беззубо. – Не тревожься понапрасну. Напасти как приходят, так и уходят, а мы остаемся.
Вот бы и переживания можно было выключить, как ночник. Щелкнуть выключателем и раствориться в пустоте. Джозеф тихо лежал в кровати, прошедший день остался позади, но сегодняшние события все равно мелькали перед глазами. Например, путешествие из Сент-Джонса. Первые полчаса Тари была захвачена поездкой, подпевала новомодным песенкам, звучавшим по радио, сама придумывала слова, если неточно помнила текст, и очаровательно улыбалась Джозефу. Так улыбаются только дочери любимым отцам. Она даже на время перестала рисовать. И очень хорошо – это чрезмерное увлечение уже начинало его беспокоить. Поп-певцы старались так, будто штурмовали Эверест. Джозефу надоел этот бодрый идиотизм, и он поставил кассету с оперной музыкой.
Магия дороги и спокойная оркестровка подействовали умиротворяюще. Тари замолчала. Не говоря ни слова, она полезла в сумку под ногами, достала блокнот, карандаш и начала рисовать. Ни одной вокальной партии Джозеф не узнал, но это и не важно. Музыка прекрасно подходила к пейзажу по сторонам шоссе: все кругом дышало величием и красотой. Мимо пролетали разноцветные пустоши, всюду в беспорядке лежали валуны, их оставил отступивший ледник. Вдали смыкались ряды елей, тут и там мелькали озера.
Время от времени Джозеф смотрел на Тари, ловил ее чистый, по-детски открытый взгляд. Отцовское сердце наполнялось любовью и гордостью. Он то и дело поправлял дочери челку или брал за руку. Какая крохотная ладошка! Так они и ехали, рука в руке, большую часть пути.
У поворота на потроширское шоссе они, наконец, увидели дорожный знак: до Уимерли 23 километра. По сторонам дороги мелькали поля, паслись овцы, в высоких свежих стогах сохло скошенное сено. Музыка перешла в крещендо, а потом стала затихать, наполняя сердца спокойствием и благодатью.
– Правда, красота? – заметил Джозеф.
– Ага, – тихо согласилась Тари. Поначалу она лишь изредка отрывалась от блокнота, чтобы взглянуть на дорогу, но вскоре пейзаж всецело завладел ее вниманием. Девочка подалась вперед и положила руки на приборную панель.