– Сидим вот, истории друг дружке рассказываем.
Голос у нее шелестел, словно осенний ветер сухими листьями. Остальные придвинулись к столу и дружно закивали. Косоглазый молодой человек с кривыми зубами и головой, похожей на яйцо, утвердительно замычал и яростно потер рукой нос.
Человечек в углу оказался вовсе не ребенком, а взрослым мужчиной. Руки и ноги у него были скрюченными, на лице лежали тени. Неожиданно он запел сдавленным голосом:
Я хвастаться не буду, но я видал шторма,Когда борта трещали и лопалась корма.Я не ходил в героях, которым черт не брат,Но трусом тоже не был – спросите у ребят.Везли домой однажды мы восемь тонн трески,А ночь, слепая стерва, задула маяки.Я отстоял полвахты, на море – ни огня.И вдруг могильной стужей дохнуло на меня.Того, что я увидел, не позабыть вовек.На палубу шагнули двенадцать человек.Ни шороха, ни слова в ночи не раздалось,Когда они явились, промокшие насквозь.Не видела команда, не видел капитан,Как наше судно гости направили в туман.В обход морских ловушек они нас провели,И вот перед рассветом маяк сверкнул вдали.Как только стала таять над морем чернота,Вся дюжина шагнула обратно за борта.Кабы не эти парни, восставшие со дна,Была бы нам могилой морская глубина.Когда-то их корабль на рифы налетел,И вынесло на отмель двенадцать мертвых тех.Я в призраков не верил. Я верил парусам.Я в призраков не верил, пока не встретил сам.Несбитт окаменел. Человечек встал и заковылял к столу. Старуха бесшумно поднялась со своего места и поплыла к полке над дровяной плитой, где стоял второй подсвечник. Наклонилась над золотистым пламенем, морщины пропали, женщина показалась вдруг Несбитту совсем молодой. Она задула свечу, лицо сразу окутала тьма.
Женщина снова села. Все взялись за руки и стали выжидающе смотреть на последний огонек в центре круглого стола.
– Ист-тории р-раск-казываем, – заикаясь, произнес яйцеголовый. Он гордо улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Крепкая молодая женщина с копной медных волос, рассыпавшихся по плечам, и плутоватым взглядом прижала его голову к своей груди и нежно погладила макушку.
– Т-с-с, – сказала она. – Вот и конец истории. Видишь, нас уже матрос первой статьи Несбитт нашел.
Несбитта затрясло. Он не решился спросить, откуда женщина знает, как его зовут.
Люди за столом смотрели на пламя, словно просили о чем-то. Они одновременно подули на свечу, огонек разделился на пять желтых искорок и погас.
Несбитт успел заметить, как человечек снова уселся в углу, пристально глядя из-под набрякших век. Матроса окутала непроглядная тьма. Сердце его заколотилось, он ждал, что в него сейчас вцепятся чьи-нибудь когти. Несбитт тихонько отступил назад, споткнулся и опрометью бросился вон. Он пронесся через двор и прыгнул в машину.
– Уезжают? – спросил О'Тул. – За тобой что, привидения гнались? Ты чего такой зеленый?
– Там пусто. – Несбитт покачал головой. – Поехали.
– А дверь входную за собой не хочешь закрыть? – пробасил с заднего сиденья Крокер.
– Поехали. Поехали!
По нижней дороге в сторону потроширского шоссе тянулись легковушки и пикапы. Они, судя по всему, направлялись к основной трассе на Сент-Джонс. Матросы огляделись. Больше свет нигде не горел.
Убедившись, что задание выполнено, они вернулись за командором Френчем, но на берегу уже не было ни души. Генераторы, прожекторы и ЕФ-7 одиноко чернели на покинутом пляже. Из-за туч над утесом показалась огромная луна, она осветила армейское оборудование и яркие тушки выброшенных на песок рыб. Отчаянно били плавники, с неба камнем падали птицы, громко хлопая мокрыми крыльями, и взмывали ввысь с добычей в острых клювах.
Несбитт снова включил рацию.
– Долина Уимерли эвакуирована, сэр.
– Несбитт, мы ушли с пляжа и направляемся к автобусу Томми Квилти. Прием.
– Вас понял, сэр.
– Мы займемся эвакуацией тех, кто живет дальше к западу.
– Понял, сэр. Так точно, сэр.
– Поезжайте на запад и гоните что есть духу. Как поняли?
– Есть, сэр.
Томми раньше работал водителем школьного автобуса, но его отстранили, потому что он очень любил детей и все время их обнимал. Просто ничего не мог с собой поделать. Томми смотрел на маленькие курточки и кепочки, на невинные глазенки, на то, как неуклюже малыши карабкаются по ступенькам автобуса, и ему страшно хотелось их расцеловать. Ведь они такие милые, от них исходит такой ровный желтый свет. И Томми стискивал ребятню в объятиях. Он точно знал, что в мире нет ничего прекраснее этих детишек. Они придавали ему сил. Но однажды совет школы постановил, что Томми должен уволиться. От родителей поступали жалобы, все боялись Томми и полагали его ненормальным. Председательница совета позвонила Томми и сказала, что раньше такое поведение считалось вполне естественным, а теперь мир изменился. Нельзя трогать человека, пока он об этом не попросит.