Фотограф запечатлел их перед самым выходом на промысел в открытое море. Шторм разразился внезапно, за считанные минуты океан вскипел черными бурунами. Гигантские валы рванулись навстречу потемневшему небу. Шквальный ветер старался задуть две искорки в утлой лодчонке, посмевшие бросить ему вызов.
Прошло два дня, а они не возвращались. Элен испекла плетеный каравай, чтобы помочь возлюбленному найти дорогу обратно. Нужно только было дождаться тихой погоды. К ночи океан успокоился. Она взяла из коробки церковную свечу и поглубже воткнула ее в каравай, чтобы стояла ровно. Дождалась, пока заснут родители, накинула шаль и отнесла теплый хлеб на берег. Кромка спокойной воды матово блестела в темноте. Полный штиль. Элен положила каравай на прибрежную гальку, из кармана платья достала спичку и зажгла свечу. Взяла хлеб обеими руками, наклонилась и пустила по воде. Он тихонько покачивался, но уплывать не хотел. Элен подтолкнула его, и каравай со свечой стал удаляться от берега. Считалось, что самое верное средство отыскать любимого – замесить тесто, испечь каравай и отправить в море.
Стоя на берегу, Элен смотрела, как хлеб, будто покорный ее воле, уплывает прочь. Похолодало, но она не двигалась с места, только крепче куталась в шаль. «Море-океан, вода-кормилица! Отдай жениха моего, вороти его невредимого», – повторяла Элен. Светлое пятнышко становилось все меньше, пока не исчезло вдали. Она верила, что вот-вот огонек появится снова, а вместе с ним вернется возлюбленный. Главное не терять надежды, и Урия отыщет путь домой.
Спустился предрассветный туман, стало еще холоднее. Она все ждала. Шли часы, Элен устала стоять и примостилась на обкатанном валуне. Так и застыла, не отрывая взгляда от лунной дорожки.
Глаза слипались, Элен изо всех сил старалась не уснуть. Прилечь бы хоть на пару минут. В берег толкнулся кусок бревна, упорные волны промыли в нем неглубокую выемку. Топляк оказался легким, Элен вытащила его из воды и положила под голову. Теперь на океан можно было смотреть лежа.
Временами накатывал сон, но через мгновение Элен снова открывала глаза. В который раз очнувшись от мимолетного забытья, она разглядела на горизонте мерцание. Может это ее свеча? Сердце заколотилось. Нет сомнений, вдали что-то светится. Она тотчас вскочила на ноги. Темнота начала таять, и с темнотой, казалось, тает отчаяние. Свет наполнил душу. Получилось! В самом деле получилось! Но тут сияние стало расти, разливаясь вдоль горизонта, и весь мир озарился солнцем.
Просто рассвет. Еще один рассвет без Урии.
Ни Урию Слейни, ни Эдварда Поттла больше никто никогда не видел.
Мисс Лэрейси дрожащими пальцами гладила фотографию жениха.
– Урия, – нежно шептала она. – Я ведь, знаешь, никого потом не любила. Тебя одного. Правда-правда. Как Бог свят.
Джозеф стоял в саду Критча и смотрел из темноты на освещенные окна соседки. На лужайке перед домом стрекотали кузнечики, негромко гудели электрические провода. Где-то у нижней дороги без умолку мяукала кошка – наверное, просилась домой. Давешняя косматая собака уселась перед дверью Клаудии и повернулась мордой к дороге, не обращая на Джозефа ни малейшего внимания. Может отдать ей остатки ужина? Есть еще гамбургер и полпорции жареной картошки. Он, как положено, зачмокал, подзывая собаку, но зверюга и ухом не повела. Хоть бы показалась завтра – вот Тари обрадуется.
После ужина он долго играл с Тари в салочки, а когда выбился из сил, предложил пойти домой слушать радио. Тари, немножко повисела на отце, ей хотелось еще поиграть, но потом с неохотой согласилась. Приемник ловил звук какого-то телеканала. Шла комедия. Они представляли себе персонажей и комментировали реплики. «Глаза б мои на тебя не глядели!» – кричала героиня, и Джозеф предположил, что дело происходит в приюте для слепых. Ревел записанный смех зала, и отец с дочерью тоже хохотали от души. В другой сцене кто-то возмущался: «И это все?! Это все, что мне причитается?!» Тари утверждала, что при этом он держал мешок, в который сыпались люди, машины, дома. «Какая умница», – подумал Джозеф.
Пора ложиться. Он наспех прочитал дочери три книжки, с нетерпением ожидая, пока та заснет. Джозеф вымотался вконец, но воображение уже рисовало Клаудию, мелькающую в окне.