– Ну-с, давайте поглядим, мистер Фаулер, – сказал Томпсон. Пациент уселся на стол для осмотра, белая бумага под ним зашуршала. Врач вгляделся в красное лицо Ллойда, чем вызвал у пациента явное неудовольствие. Серые, широко расставленные глаза, седые волосы в носу и густые брови, которые не худо было бы хорошенько выщипать. Для своего возраста Ллойд был в отличной форме. Томпсон мог только позавидовать, его-то собственное здоровье оставляло желать лучшего.
– Вы ведь не курите, как я понимаю? – Томпсон даже согрел в руке стетоскоп, что обычно делал только для женщин. Но поскольку больной, похоже, не в себе, лучше его лишний раз не раздражать.
Не отрываясь от узора на ковре, мистер Фаулер помотал массивной головой.
– Рубашку расстегните, пожалуйста. В семье сердечники были?
– Нет, сэр, – безучастно ответил Ллойд и расстегнул три верхние пуговицы. Он был не из тех, кто волнуется по пустякам. Такие идут к врачу, только если рука болтается на ниточке, да и то быстро забывают о своем увечье. «Подумаешь, эка невидаль, ну послал Господь новое испытание, я и одной рукой управлюсь не хуже, чем двумя», – говорят они и берутся за дело с удвоенным рвением, чтобы своим упорством посрамить скептиков.
Ллойда Фаулера к врачу притащила жена. Барб была невысокой брюнеткой, черный пушок над верхней губой придавал ее резким чертам еще большую мужеподобность. Супруги только что вернулись с похорон Масса Дровера. Томпсон не знал, от чего умер сын Донны, как не знали этого и патологоанатомы. У парня подозревали депрессию, и поползли слухи, что он, похоже, свел счеты с жизнью, но вскрытие показало, что самоубийство здесь ни при чем. Саму Донну положили в больницу Порт-де-Гибля и подключили к кислородному аппарату. Так же, как и Ллойду Фаулеру, ей трудно было дышать. Но поставить диагноз не удалось, несмотря на тщательное обследование и многочисленные анализы. За тридцать восемь лет врачебной практики Томпсон ни разу не сталкивался с таким заболеванием. В больнице полагали, что между смертью Масса и состоянием Донны есть некая связь, однако, в чем она состоит, никто не знал. Научное объяснение обычно проливает бальзам на души близких, но никак не в случае с Массом Дровером. Ушел из жизни полный сил молодой человек, просто взял и перестал дышать.
– Дышите, мистер Фаулер. Глубже, – доктор Томпсон водил стетоскопом по густой белой шерсти на груди пациента.
Мистер Фаулер с силой втянул ноздрями воздух и нахмурился.
– Так… выдохните. – Врач внимательно прислушался. – Еще разочек.
Он взглянул на жену больного. Миссис Фаулер нервно мяла в руках сумочку, готовая выслушать любой приговор врача.
– Еще раз глубоко вдохните и задержите дыхание. – Он слушал, сам стараясь не дышать. Никаких хрипов. Легкие чистые, пульс ровный.
– Хорошо, теперь дышите.
Томпсон вынул из ушей стетоскоп и посмотрел на пациента. Мистер Фаулер сидел на столе – спина прямая, пальцы сжимают черную пластмассу, глаза уставились в рисунок скелета на противоположной стене.
– Грудь болит?
– Нет, сэр.
– Руки, ноги?
– Нет, сэр.
– В легких жжение бывает при вдохе?
– Нет, сэр.
– Изжога мучает?
– Ни в жизнь.
– Спите хорошо?
Фаулер кивнул и упрямо сжал губы.
– Не бывало такого, что просыпаетесь ночью весь в поту, сердце колотится, и никак в себя не придете?
– Да нет же, господи! – Ллойд возмущенно посмотрел на Томпсона, словно тот окончательно повредился умом.
– Ему просто на улице вдруг нехорошо стало, – встряла Барб, от волнения она даже слегка подалась вперед. – Ну, продохнуть не мог. С ним такое и раньше случалось.
Фаулер бросил злобный взгляд на жену:
– Умолкни, женщина!
– Давно это началось?
– Почем я знаю, – раздраженно ответил Ллойд, щеки его пылали. – Вроде, в воскресенье на той неделе.
– А сегодня четверг, – задумчиво сказал Томпсон. – Что ж, можете слезать.
Фаулер кивнул и перевел взгляд на кремовые жалюзи с таким видом, будто внимание врача его унижало.
– Да ерунда это, – проворчал он, слез со стола и застегнул рубашку. Ненадолго воцарилось молчание. Томпсон, искоса наблюдавший за пациентом, заметил, что Фаулер никак не может продышаться.
– Аллергия на что-нибудь есть? – спросил Томпсон.
Он вернулся за стол и осторожно опустился в кресло, невольно состроив мучительную гримасу и прошипев «ч-черт». Колени сегодня болели сильнее обычного, сказывался застарелый артрит. За зиму доктор прибавил в весе, и это плохо отразилось на самочувствии. Надо бы перестать жевать по ночам пончики с повидлом и запивать их молоком. Жирные молочные соусы, сыр бри и гаварти с укропом входили в ежедневный рацион Томпсона.