Всего лишь ещё один шаг. Мой билет отсюда.
Соврать ей не должно быть сложно. Ведь последние два года своей жизни я только и делаю, что лгу. Не должно… но я вспоминаю пылающие щёки девушки и напряжение в её голосе. Внутри всё переворачивается, извивается, как крыса, которую держат за хвост.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает связной. – Пока я не ушёл.
Что-нибудь. Всё. Я думаю о голосах, которые звучали за окном девушки, за стеклом и красной тканью. Сразу после того, как она задёрнула занавеску. Голос девушки был похож на пение соловья, пойманного и посаженного в клетку. Одного из тех, которых владельцы держат на крышах. А Осаму звучал как эгоистичный ублюдок.
– Принесите ракушку, – прошу я связного. – Только хорошую.
– Издеваешься?
– Нет, правда. Мне нужна ракушка.
Мне нужно, чтобы девушка за решёткой поверила мне. Нужно дать ей то, чего нет у Осаму. Сделать так, чтобы внутренности мои перестали болезненно сжиматься.
– Что-нибудь ещё?
Качаю головой.
– Отлично. Завтра. В то же время. Будет тебе ракушка.
– Не забудьте. – Я даже не пытаюсь избавиться от рычащих ноток в голосе.
Связной ныряет под завесу дождя, в Сенг Нгои. Я смотрю, как он уходит, пока не остаётся только призрачный огонёк сигареты, мерцающий вдали. И даже когда он исчезает, я продолжаю смотреть, сохраняя в памяти вид своего старого города. Широкие ровные улицы. Целые стёкла дверей и окон. Разноцветные неоновые огни, рекламирующие всё: от танцев и напитков до ювелирных украшений и маникюра. Урны на каждом углу.
Стою и смотрю, пока тьма улиц не начинает прорастать в моей груди. Только тогда я отталкиваюсь от пушки и ныряю в мрачные туннели Хак Нама. Прочь от дома.
Лавочки постепенно начинают открываться, готовясь к рассветной суете. Запахи и звуки разносятся из их дверей, заставляя мой желудок урчать. Жареный рис, овощные ролы, все виды мяса, лапша со специями и чеснок. Торговцы обмениваются утренними приветствиями, ингредиентами, блюдами. Большинство из них кивает, когда я прохожу мимо, зазывая попробовать их еду.
– Похоже, сегодня утром тебе не помешает порция угря, Дэй-ло!
Я каждый раз едва заметно морщусь от этого прозвища, такого близкого к настоящему. Старший брат. Они не со зла называют меня так, но прозвище всё равно больно жалит. Всегда. Напоминает о том, чего больше нет.
– Питательно! – продолжает торговец. – Идеально для зимы!
– Какой угорь? – хмурится лавочник на другой стороне улицы, указывая на свою дымящуюся кастрюлю. – Тебе нужен суп из змеи, для силы и ловкости!
Третий торговец смеётся:
– На завтрак? О нет, Дэй-ло! Возьми рисовую кашу и чай. Они улучшают пищеварение!
Как бы каша ни улучшала пищеварение, сегодня утро булочек. Я понимаю это, стоит только ароматному дымку с запахом теста, свинины, сои, имбиря и мёда подобно горячему золоту разлиться в воздухе. Смотрю на господина Куна, достающего противень со свежими ча сиу бао из жаркого зева печи.
Он понимающе улыбается.
– Три?
– Сегодня шесть.
Обычно я завтракаю в одиночестве. Я всегда ем один. Но перед глазами встаёт Цзин, похожий на скелета в алом свете борделя. Пацану нужно лучше питаться, а мне – чтобы ему хватало сил быстро бегать, спасая меня от ножа Лонгвея. К тому же, стоит убедиться, не порвал ли Куэн на клочки его палатку.
Господин Кун снимает с противня шесть кругляшей из теста и закидывает из в бумажный пакет.
– Хорошего тебя дня, Дэй-ло.
Киваю, мечтая, чтобы его пожелание исполнилось. Но есть у меня ощущение, что Пятнадцатый день будет таким же, как и все остальные до него.
Струи дождя проникают в убежище. Я промокла и вся дрожу: пальцы, ноги, даже зубы стучат от холода. Скидываю одежду и пытаюсь не обращать внимания на ужасную дрожь. Только повязка по-прежнему плотно перетягивает грудь, удерживая нож. И оранжевый конверт с деньгами.
Чма воет, вцепляясь когтями мне в колени, когда я устраиваюсь поудобнее. От его тепла дрожь утихает. Я накидываю одеяло на плечи и смотрю, как дыхание моё превращается в воздухе в пар. В тишине тёмной ночи я не могу не думать о торговце нефритом. Было столько крови. Интересно, где он сейчас? Зашили ли ему рану от моего ножа? Или торговец истёк кровью прямо на рынке?
«Вариантов не было: либо мы, либо он, – говорю я себе. – Рана на руке взамен двух жизней. Честный обмен».
Мы. Как давно я не использовала это слово? Ни разу с тех пор, как Жнецы выдернули сестру с нашей бамбуковой циновки и увезли её, а я могла лишь смотреть и кричать. Слабая, двенадцатилетняя девочка против стольких мужчин. Я не могла им противостоять. Не могла остановить их.