Раздаются резкие голоса, они спорят, словно фехтуют, что выводит меня из задумчивости. Они настолько громкие, что даже Фанг останавливается. Мы, прислушиваясь, балансируем на краю коридора.
— Никто с ней больше не встречался? — спрашивает мужчина. Что-то в его голосе кажется знакомым, это нечто нервирует меня. В его речи есть что-то постороннее, словно нож разрезает печень. Так же разговаривает моя мать. От его речи меня разрезает тоска по дому.
Голос Лонгвея же легко узнаваем.
— Конечно, нет. Вы давным-давно купили ее время. А я человек слова. Думал, вы это знаете, Осаму.
Волосы на руках встают дыбом. Этот голос. Это имя... Осаму. Я его знаю. Прекрасно знаю, как он напивается саке и ведет сладкие разговоры с хорошенькими девушками на посольских приемах. Прекрасно помню его лицо.
Моего же он, вероятно, не вспомнит... много времени прошло с тех пор, как я в последний раз был на приемах или в посольствах. Но рисковать я не могу. Не здесь. Вытаскиваю руки из карманов и плотнее натягиваю капюшон на случай, если Фанг решит, что нам следует их прервать.
— Если я узнаю, что ты обманываешь меня... — рычит чиновник. — Если узнаю, что она бывает и с другими. Я...
— Подумай хорошо, Осаму, прежде чем мне угрожать. — Голос Лонгвея непреклонен, в нем звучит сталь. — Возможно, в Сенг Нгои у тебя и есть власть, но это моя территория. Мои правила. Твоя дипломатическая неприкосновенность здесь дерьмовое ничто.
— Ты не такой уж неприкасаемый, как думаешь, — грохочет Осаму.
Нет, конечно, нет. Особенно, если я найду то, что ищу, и сделаю, что требуется.
В груди словно когти впиваются в сердце. Так много людей и разного рода чиновников старались, чтобы никто в окружении Лонгвея не знал, когда придет "день". Они с помощью детекторов лжи и двойных агентов выкорчевали всех кротов. Хранили всю информацию в строжайшей секретности, а их единственная лазейка — я.
И теперь Осаму, открыв свой рот, угрожает всему, что сделано.
Но ведь Осаму не в курсе... или в курсе? Он иностранный дипломат, у которого в городской политике Сенг Нгои интересов нет. Я, наверное, просто излишне вдумываюсь в его слова. Мой страх читает между строк.
Лонгвей смеется:
— Рад, что мы друг друга поняли. Ты пришел только поболтать или будешь платить?
— Я шел к ней, но, боюсь, что забыл букет. Женщина, которая обычно торгует ими на улице, сегодня не пришла. Мне нужно найти другого продавца.
Наркобарон продолжает хохотать, все громче и раскатистее.
— Тебе не нужны цветы, чтобы забраться к ней в постель, Осаму. Твоих денег вполне достаточно.
— Нет. Не думаю, что такой человек, как ты, способен оценить подобную тонкость, — бесстрашно говорит Осаму. — Мне нужны цветы. Скоро вернусь.
Задерживаю дыхание и прислушиваюсь, но слышу лишь удаляющиеся в другом направлении шаги. Осаму ушел. Хорошо.
Когда Фанг заводит меня обратно в комнату, мужчины по-прежнему лежат под кайфом на диванчиках, словно ничего и не произошло. Только Лонгвей в сознании, в его обычно ленивых глазах виднеется волнение.
— Ты можешь себе представить? — Он, кажется, не обращается ни к кому конкретно, но быстро находит меня взглядом. — Угрожать мне? Из-за какой-то обычной девки... Этот дурак одержим ею. Он приносит ей цветы и подарки, словно обычной возлюбленной. Он даже платит за целый месяц дополнительных услуг, так что мне пришлось переселить ее в единственную комнату, где есть окно.
Окно. Мой разум цепляется за это слово. Если есть окно, значит сюда можно пробраться другим путем.
Желание поразглагольствовать исчезает из темных глаз Логвея. Он изучающе смотрит на меня, и я понимаю, что капюшона у меня на голове нет.
— Сколько тебе лет, парень?
На краткий миг я думаю о том, чтобы соврать, но в этом нет необходимости. Если не сказать, что это было бы глупо.
— Восемнадцать.
— И ты до сих пор не присоединился ни к одной из группировок? Многие ребята твоего возраста уже давно бы так и поступили. Если только ты не ждешь особого приглашения...
Не трудно догадаться, что он намекает на приглашение вступить в Братство. Официально встать в один ряд с убийцами, ворами и наркоманами. Организованная преступность. Согласись я на приглашение, жизнь пойдет по-другому. Если бы я голодал, проживая день за днем как Джин или Куен, как многие другие бродяги, я бы не задумываясь крикнул "да". Умолял бы об этом.
Но Лонгвей ничего не предлагает. А если бы и предложил, я бы отказался. Это помогло бы мне втереться в доверие Братства, пройти через тщательно продуманный отбор и проверки... и провалиться. А потом меня разрежут на мелкие кусочки и прикончат. Мои тайны не удастся уберечь, если Лонгвей подберется слишком близко.