Дети заскрипели карандашами, а я, подождав, пока они допишут, продолжил:
— Ненависть к чужим является оборотной стороной любви к своим, а воинственность является неизбежным спутником дружелюбия. Вы сейчас учитесь воевать, тренируетесь с оружием, стоите на постах, готовые стрелять, не потому, что ненавидите врагов, а потому, что любите друзей. Разве вас ведет ненависть?
Нет, вас ведет любовь…
Коммунары. День после
— Бред какой-то… — растерянный Лебедев повесил трубку телефона. — Мигель, сбегай наверх, посмотри, что у них там стряслось.
Младший научный сотрудник отдраил закрытую на время эксперимента гермодверь и быстро затопал вверх по лестнице, поднимаясь из расположенной глубоко под землей лаборатории.
— Мне кто-нибудь объяснит, что случилось? — неприятным голосом спросил Куратор.
Ему никто не ответил — ученые собрались над столом, раскатав по нему ленты самописцев, и увлеченно указывали друг другу на какие-то пики и провалы.
Директор подошел к двери в машинный зал и выпустил оттуда, наконец, Андрея.
— А чего выключили? — сразу спросил тот. — Я почувствовал — прокол был, но не успел даже шаг сделать…
— Не выключили, — не отрываясь от бумажных лент, сказал Матвеев. — Фаза перескочила. Вот, посмотрите — градиент мощности, как я и говорил. Если бы мы сразу дали полную, сработало бы штатно, а при ступенчатом наращивании фаза у нас загуляла…
— Да, действительно… — нехотя признал Воронцов. — Совсем чуть-чуть не хватило. Если бы реактор…
— То есть, опыт можно повторить? — быстро спросил Куратор.
— Да, конечно, если реактор… Сейчас… — Лебедев снял трубку телефона и крутнул диск. — Реакторная? Николай Никифорович, что там у вас?
Он молча слушал трубку и по лицу его Ольга догадалась, что с реактором не все хорошо.
— Течи в первом контуре, выдавило уплотнения, активная вода в помещении. Собирают тряпками в ведра, по очереди, чтобы много бэр не набрать… Надо расхолаживать ГЭУ6 и устранять.
— Это долго?
— Трое-четверо суток. Сначала сбрасывать температуру активной зоны, затем выгружать защиту — свинцовые плиты и засыпку, только потом переваривать паропроводы. Но мы все равно планировали перезагрузку ТВЭЛов, их уже доставили из Обнинска. Как раз, пока расхолодим установку, и флотские подъедут.
— Флотские?
— У нас установлен реактор ВМ-А, один из прототипов, разрабатывавшихся для подводных лодок. Опыт его перезарядки есть только у моряков.
— То есть, повторить эксперимент вы сможете не ранее, чем через неделю?
— Скорее, через месяц.
— Понятно, — Куратор задумался.
Ольга искренне надеялась, что на это время он уедет туда, откуда он обычно появлялся, а не будет торчать в «Загорске-12», не давая ей спокойно работать.
На лестнице раздались быстрые и характерно неровные шаги, сопровождаемые стуком трости о ступени.
— Оленька, с тобой все в порядке? — по лестнице, торопясь, спускался обеспокоенный Иван.
— Иван! — воскликнул обрадованный директор. — Что за паникеры в дежурке? Что за чушь несут твои охранники?
— Не чушь, — начальник охраны обнял жену. — Я, Палыч, по-твоему, от скуки на протезе по лестницам скачу?
— Да что там у вас?
— У нас? Это я хотел спросить — а что у нас? Это вы ученые, а мы так, «через день — на ремень»…
— Да что случилось-то?
— В девять сорок две, — четко, по-военному доложил Громов, — прошел короткий воздушный фронт, как волна от отдаленного взрыва. Одновременно прекратилась подача электричества, и наступила темнота.
— Темнота?
— Естественное освещение тоже… хм… погасло. На улице темно, как в новолуние. Даже темнее — совершенно нет звезд.
Все с удивлением и недоверием уставились на Громова, но его вид исключал вероятность глупой шутки. Серьезный человек начальник охраны института. Ответственный.