— Почему ты так думаешь?
— Иначе им не надо было бы действовать хитростью и террором. Это как сомалийские пираты, понимаешь? Да, они на моторках с «калашами», но напасть могут только на мирный танкер. У тех, кто эти моторки и калаши придумал, есть крейсера и самолеты, а пираты автомат просто спиздили.
— Кажется, понимаю…
— Я это объясняю тебе потому, что, с вероятностью более девяноста процентов, лагерь твоего Севы вынесла именно «третья сила».
— Слушай, — осенило меня, — Настя утверждает, что Эли, в принципе, может говорить. А что, если ее как-то расспросить?
— Зачем? — удивился Сергей.
— Ну, она же была там при нападении, что-то видела.
— Я легко воспроизведу ее рассказ сам, спорим? — он посмотрел на прислушивающуюся к нам Эли. — «Послышались выстрелы, я испугалась, убежала и спряталась…» Где там она спряталась?
— В бельевой корзине…
— Вот, в ней. «Потом все затихло, я долго сидела и дрожала, но захотела есть, пить или писать, вылезла, а все вокруг мертвые». Так?
Эли нервно кивнула, испуская эманации тревоги и дискомфорта.
— Очевидцы бесполезны, — отмахнулся Сергей.
— То есть, мои жены у этой «коммуны-один»?
— С чего ты взял?
— Ну, ты только что это сказал! — растерялся я.
— Я сказал, что они вынесли лагерь работорговцев.
— Не понимаю, — признался я.
— Они действовали в режиме штурма, ничуть не заботясь о жертвах. Их оружие очень неизбирательного действия, пробивает стены насквозь, но они совершенно не переживали, что могут зацепить тех, кого, по твоей идее, собираются похитить. Твоих так называемых «жен» утащил кто-то другой. Я даже догадываюсь, кто, но это именно догадки.
— А что за устройство, которое ты показывал Насте?
— Это альтерионская машина ментальной стимуляции. Я на такой языки учил, но ее много для чего можно использовать. Альтери — такие, блядь, затейники… Например, можно блокировать часть воспоминаний или произвести «мотивационную коррекцию».
— Звучит как-то стрёмно, — признался я.
— Не то слово, — вздохнул Сергей.
Зеленый тихо, но затейливо ругаясь, ковырялся под капотом УАЗика, что-то выкручивая, разбирая, протирая и зачищая.
— Вы что, в бак ссали, что ли? — не выдержал он в конце концов. — В карбюраторе говно, свечи засраны, в фильтрах какая-то слизь… Чем вы там машины заправляете, коммунары херовы?
— Не знаю, — сказал я честно. — Краем уха слышал, что какое-то синтетическое топливо, но я не разбираюсь…
— Оно расслоилось, — сплюнул он. — Надо все слить, промыть и заправить нормальным бензином. В остальном машина исправна. Придется мне с канистрами на заправку сгонять. Вот не было забот…
— Извини, что так тебя напряг…
— Забей, повозиться с железками даже приятно. Ностальгия по временам, когда все было просто. Пригласил бы тебя прокатиться, посмотреть на Родину, но не хочу оставлять твоих питомцев одних. Мало ли кто нагрянет, у меня тут в последнее время проходной двор. Как медом намазано…
— Ну вот, блядь, накаркал, — сказал он тихо, глядя мне через плечо.
Я обернулся — по дорожке к нам катилась «Тачанка». За рулем была Марина, рядом — Македонец. Быстро нашли.
— Привет, Сергей, — нейтрально сказала Марина.
— Здорово, Третья, давно не виделись.
— Извини, такая суета, все как-то недосуг было навестить.
— Слыхал, а как же, — покивал Зеленый, вытирая грязные руки ветошью. — Война и прочие мероприятия.
— Как там Крис?
— Процветает. Вошла в Совет Молодых, рулит большой политикой, важная такая. Тоже времени нет навестить старого приятеля-мзее.
— Она всегда была перспективной девчушкой. С амбициями.
— Не без того, — согласился он. — Чему обязан приятностью вашего визита?
— Мы тут дезертира ловим, — сказал Македонец. — Угонщика общественного транспорта и похитителя детей.
— С каких пор мой УАЗик стал «общественным»? — удивился Сергей. — Лихо у вас в Коммуне с национализацией собственности… Я его, помню, Андрею дал прокатиться, вот, товарищ ваш вернул. Поломали вы его, конечно, рукожопы, но ничего, приведу в порядок, буду на рыбалку ездить.
— На нем стоят резонаторы…
— Буду далеко на рыбалку ездить, — твердо ответил он.
Я молча смотрел на все это, не зная, что делать. Оружие у меня осталось в башне, да и не противник я Македонцу. Ему никто не противник.