Численность населения с первоначальных двух тысяч увеличилась более чем в десять раз, но и территория приросла несколькими фрагментами, давшими разнообразие ландшафтов, новые ресурсы и, главное, мантисов для Вещества.
Иногда действия с Установкой и рекурсором вызывали появление странного жутковатого существа в темном балахоне, а то и двух-трех сразу. Это нервировало — пришельцы создавали такое ментальное давление, которое мало кто переносил.
— Они являются проекцией мироформирующих сил, — не очень понятно объяснял Матвеев. — Не соответствуют нам по масштабу. Как будто в детскую песочницу с куличиками и совочками вдруг въехал строительный бульдозер. Разумеется, это пугает и злит.
Чаще всего «Черные» не снисходили до общения. Наблюдали молча и исчезали. Два раза без объяснений блокировали перенос фрагментов. Матвеев тщательно исследовал запретные территории, но так и не смог с уверенностью сказать, в чем именно причина. Один раз объяснили — маяки перемещать нельзя. Ну, нельзя — так нельзя. Хоть зарядную станцию акков очень хотелось иметь на своей территории, спорить с ними никто не рискнул.
Ольга не помнила, в какой момент заметили сокращение числа обитаемых срезов. Сначала перестали приходить проводники-торговцы из одного, потом из другого, третьего… Когда на это обратили внимание, уже более десятка развитых, благополучных, обильно населенных миров оказались пустыми, со следами произошедших там глобальных катастроф. Причины были разными. Где-то разразилась тотальная война, где-то — эпидемия супергриппа, где-то взорвался вулкан, устроив всему срезу полярную ночь, а нескольких случаях так и не смогли понять, что случилось. Число вымерших срезов росло, обитаемый Мультиверсум сжимался, никто не мог понять, что происходит. Коммуна пыталась организовать из проводников нечто вроде сигнальной сети, но это не помогло — выяснилось, что перед коллапсом срез почему-то перестает быть доступен. А когда кросс-локусы начинают работать снова — все уже закончилось. Альтери утверждали, что так бывало и раньше — Мультиверсум становится все более безлюдным. Правда, признавали они, в последние годы процесс ускорился.
Но, в целом, эти тридцать лет вспоминаются как череда побед. Коммуна подтвердила делом «унаследованную» позицию главного регулятора обитаемого Мультиверсума. Ее монеты снова стали «золотым стандартом», ее приоритет в торговых и политических вопросах не оспаривался, русский язык называли «языком Коммуны» и его знали все, кто связан с проблемами Мультиверсума.
* * *
На рубеже долгожданного полувекового юбилея это благополучие начало сыпаться. Первым тревожным звоночком стала ситуация с приемными детьми. Нет, с ними самими все было хорошо. Первое поколение уже обзавелось внуками, стало прочной основой населения и прекрасным трудовым ресурсом. Потребность в работорговцах отпала. Однако, когда программу «приемных» начали сворачивать, вскрылось неприятное обстоятельство. Оказывается, воровство детей «для Коммуны» превратилось в массовый межсрезовый криминальный бизнес. Появились работорговцы, специализирующиеся исключительно на детях. Они стали буквально бичом обитаемых срезов. Когда Коммуна резко сократила закупки, «лишних» детей начали убивать, и Коммуна получила в Мультиверсуме совершенно людоедскую репутацию. Особенно в Альтерионе, где новая стратегия общественного развития постепенно делала детей гиперценностью.
Через Андрея (опять этот прохиндей оказался в центре событий) нашли наемника-стрелка. Из-за дефицита операторов, Ольге пришлось выделить своего личного — Марину. Вместе они устроили показательный разгром межсрезовой работорговли, отчасти восстановив доброе имя Коммуны. Доказав свою эффективность, стрелок стал постоянным «внештатным силовиком» Коммуны, специалистом по деликатным операциям. Вытравить работорговлю до конца оказалось невозможно, но беспредельщиков выбили. Постоянно заводились новые, но с ними уже справлялись в рабочем режиме, благо наемник вскоре нашел себе проводника среди спасенных детей, и Марина освободилась.
Незадолго да юбилейных торжеств, когда уже начали планировать праздничные мероприятия, Мигель с Олегом наткнулись на очень странный фрагмент. Он чрезвычайно, до множества бытовых деталей, походил на небольшой город из того, еще доперестроечного, СССР, но были и странные расхождения. Например, таблички с названиями улиц «имени такого-то» украшали никому не известные фамилии, портреты государственных деятелей были незнакомы, а главная площадь была «площадью Мазурина».