Идти на снегоступах оказалось с непривычки очень сложно — ноги приходилось широко расставлять и высоко поднимать. Овальные алюминиевые пластины, грубо нарезанные из какого-то технического лома, привязывались к валенкам ремнями, а Ольге еще и валенки были велики, болтаясь даже поверх ботов. Первое время им приходилось то и дело хвататься друг за друга, чтобы не упасть, но потом понемногу привыкли. Институтская котельная находилась на окраине территории, от главного входа до нее было примерно километр, но преодолеть это ерундовое, в общем, расстояние оказалось не так просто.
— Это наверняка оно… — попытался говорить Мигель, но вести беседу на таком холоде оказалось просто невозможно — воздух выстуживал так, что, казалось, сейчас зубы треснут.
В плотно прилегающих к лицу лабораторных очках глаза уже не так резало холодом, но сами очки понемногу обмерзали.
— Надо было мылом натереть… — не унимался говорливый Мигель.
Андрей шел молча, сосредоточенно сопел, старательно переставляя ноги и поддерживая Ольгу за локоть, когда она теряла равновесие. Этот человек был ей непонятен — он прибыл в Загорск-12 вместе с Куратором, но в качестве кого? Почему именно он — это было жесткое безапелляционное требование — должен был пройти через созданный установкой прокол? Что за дела были у них в гараже — настолько важные, что они были готовы чуть ли ни за оружие взяться? Ответов на эти вопросы у нее не было, но все же она была благодарна, что Андрей вызвался идти с ними — если потребуется спасать людей, лишние руки не помешают.
В темноте оказалось неожиданно сложно ориентироваться даже на насквозь знакомой территории Института. Заваливший все снег скрадывал контуры зданий и путал ориентиры, фонари светили слабо и недалеко. С первой попытки прилично промахнулись — уперлись в гараж, причем не сразу даже поняли, что торчащие из-под снега кусок стены и угол крыши относятся именно к нему. Сориентировались, прикинули направление, пошли дальше — и чуть не убрели невесть куда. Спасло то, что Ольга зацепилась краем снегоступа и упала. Оказалось — за верхушку фигурного кованого копья, венчающего скрытую под сугробом ограду.
Жуткий холод и рыхлый снег выматывали, выпивая последние силы. У Ольги от непривычного движения враскоряку ужасно болели внутренние мышцы бедер. Противно ныли остывшие кисти рук, которые она безуспешно пыталась согреть, сжимая и разжимая кулаки внутри варежек, потеряло чувствительность лицо. Когда они, скорее по удаче, чем по расчету, все-таки нашли котельную, она уже была готова лечь в снег и умереть — настолько пропиталось тело ядом усталости. К железной двери был прокопан в снегу утоптанный спуск. На наезженной волокушей колее контрастно выделялись пятна жидкости, которая сначала показалась Ольге черной. Но в свете фонаря стало отчетливо видно — снег пропитался пролившейся тут в изобилии кровью.
— Откройте! Это мы! — уже стучал в железную дверь Мигель. Заглушенный промерзшим шарфом голос и толстые варежки на руках свели его попытки на нет, и Андрей, в конце концов, пару раз грохнул в железный лист прикладом.
— Кто здесь? — послышался из-за двери знакомый голос, и у Ольги зашлось сердце — жив!
— Это я, Иван, я! — закричала она, отдирая ледяную корку с шарфа.
— Рыжик? — удивился он. — Как тебя… Открываю!
Ввалились в темное помещение — коридорчик при входе, — зацепились снегоступами, чуть не посшибали друг друга.
— Сюда, сюда — тащил Ольгу за локоть почти невидимый Иван. — Мы тут растопили один котел…
В топочной не было тепло — стены покрывал толстый слой инея, — но, после лютого мороза снаружи, казалось — жара. Сумрак, подсвеченный слабым мерцанием огня из открытой топки, возле которой неразличимо сгрудились какие-то люди.
— Остатки угля из бункера дожигаем, — сказал Иван, как бы извиняясь. — Там все равно мало было…
— Что случилось? Почему вы не возвращаетесь?
— Вот что… — он повернул фонарь в сторону, и Ольга увидела лежащие рядком в дальнем углу припорошенные инеем тела.
— Кто…
— Хозгруппа, — грустно сказал Иван. — Они вывозили из подсобки балонный газ и не вернулись. Их мы и искали, когда…
Но Ольга уже и сама увидела лежащего перед дверцей топки, в зоне относительного тепла, замотанного в окровавленные тряпки юношу-радиста.
— Он шел последним. Что-то выскочило из темноты и ударило его в спину… Если бы не рация…
— Что-то?
— Мы не видели. Но радиостанция пробита насквозь, как будто копьем, и в спине глубокая рана, задето легкое. Пришлось разводить огонь, накладывать повязку…