От всей этой мешанины из кагэбэшников, мафиози, педофилов и чеченцев я начал звереть:
— Так кто ее замочил–то, в конце концов, педофилы или кагэбэшники?
— В этом и надо разобраться. Я в университете курсовую писала по журналистскому расследованию. Вдвоем с Герой мы точно во всем разобрались бы. А он уперся — строкаж, строкаж. Такие материалы за день не делаются. Журналиста надо от текучки освободить хотя бы на месяц, тогда он сможет расследование провести. Вот я, когда курсовую писала…
— Может он боится, редактор ваш? — поспешно перебил я. — Все–таки, кагэбэшники, мафия…
«Не говоря уже о педофилах», — это я добавил мысленно.
— А я им всем вчера так и сказала, — гордо задрала остренькое личико Аксенова. — Вам Анку искать не выгодно, вы боитесь что кое–какая информация выплывет. Только информация не одной Анке была известна и вот эта картинка на компьютере не зря появляется. И появляться будет до тех пор, пока кое у кого совесть не заговорит. А Гера не понял ничего и давай орать.
— Чего не понял?
— Я имела в виду, что он боится влиятельных людей потревожить. А он решил, что я его обвинила будто он Анкино место занял. Вот мой дом. Зайдем?
— Да нет, у меня еще работы навалом. Спасибо за приглашение, — поспешно замотал я головой. — Бежать надо.
Продолжать этот сумбурный разговор меня не могло заставить ни что на свете. По словам Варьки, ознакомившейся с уголовным делом о пропаже гражданки Матвеевой, в деле не было ничего существенного. По собственному опыту я знал, что за наши уездные тайны наши уездные влиятельные люди никого не убивают. Морду набить, конечно, могут, но, скорее, взятку дадут.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Фуу, напился! — поморщилась встретившая меня у бассейна Ленка.
— Сейчас протрезвею, — я поспешно скинул шмотки и нырнул в не успевшую еще как следует прогреться воду.
— Холодно же, — Ленка, умница, сбегала за полотенцем и ждала у воды.
— З-зато протрезвел, — похвастался я поспешно вытираясь. — Как день провели?
— В солярии загорали, болтали, видик смотрели…
— Какой фильм?
— «Лолита».
В самый раз по теме.
— А на вечер что придумали?
— Ужин при свечах, — торжественно объявила Ленка и рассмеялась. — Знаешь, у Вари такое белье есть… Вот прикинь, шелковые чулки красные с поясом, перчатки тоже красные по локоть длинной, лифчик красный совсем открытый, он только грудь вот так снизу подпирает, представляешь?
— Гм, — я представил и поспешно начал одеваться.
— Жалко, мне великовато. Маму еле уговорили. Варя обещала, что ты под стол заглядывать не будешь. Мне она чулки шелковые белые нашла с подвязками и шляпку с вуалью. Тоже белую, прикинь!
— Прямо как в «Мастере и Маргарите» получается.
— Где?
— Я найду тебе эту книжку почитать. А танцы будут?
— Танцы? Мама не согласится, — покачала головой Ленка. — Вик ты только представь, как в таком виде медленные танцевать?
— Ну, если не прижиматься.
— Вик, у меня ведь папа есть, — стала вдруг серьезной Ленка. — Они порознь живут. Но знаешь, в последнее время он иногда заходит. Почти не пьет теперь. Может у них все еще получится, а?
— Я же не собираюсь к твоей маме приставать. Пусть они с Варей танцуют, а мы с тобой.
— Со мной можешь, — разрешила она. — Только не слишком прижимайся. Вик, а расскажи мне, кто такие лесбиянки?
— С чего бы это?
— Мне просто интересно.
— Ну… знаешь, многие исследователи этого вопроса считают, что женщины по самой своей сути бисексуальны.
— Чего? — наморщила лоб собеседница. — Ты понятнее не можешь?
— Могу, только дай сначала сосредоточиться, — попросил я. — Вопрос, честно говоря, не из легких.
Вечером, когда мы с Варькой собрались в курительной с традиционными бокалами «Баккарди» в руках я пересказал содержание этой беседы.
— Ты не переусердствовал в пропаганде, а? — насупилась хозяйка.
— Да нет, Ленка нормальная гетеросексуальная девочка. Мне просто не хотелось чтобы она считала, что ее мать вытворяет Бог знает какие ужасы.
— При ребенке мы ничего такого не вытворяли. Хотя эти твои танцы… — улыбнулась вдруг она.
— По–моему, все остались довольны.
— Для Зои это слишком смело. И не зачем было усаживать Ленку на колени. Знаешь скольких трудов мне стоило убедить Зою, что с тобой девочке ничего не грозит?
— Ты кого хочешь можешь убедить в чем захочешь, — польстил я.
— Мы в солярии только об этом и разговаривали.