БОТИН. Рот, рот ей заткни! Не люблю я этого крику бабьего.
Из кустов выходит Герасим, высокий чернобородый, бровастый мужик, тот самый, что когда-то, еще перед татарским набегом, гостем сидел у Авдотьи за столом.
ГЕРАСИМ (строго). Что у вас тут за шум-гам около самого стану?
СОКОЛИК. Да вот, Герасим Силыч, баба забрела, а Ботин присудил ее жизни решить.
ГЕРАСИМ. Ботин присудил! Ишь ты!
БОТИН. Первая встреча, Герасим Силыч, — по обычаю…
ГЕРАСИМ. Так… А ну, отпусти ее, Кузьма! Слышь, отпусти!
ВЕРТОДУБ. Отпустишь — глаза вьщарапает!…
СОКОЛИК. Эк напужался наш Кузя!
ГЕРАСИМ. Сказано, пусти, Кузьма! Оглох, что ль?
Вертодуб отпускает Авдотью. Она переводит дух, отирает со лба пот, кое-как оправляет волосы, платок. Герасим вглядывается в нее.
Что это я будто видел тебя где, а признать не могу…
АВДОТЬЯ. Как тут признать? Чай, на себя не похожа. А вот я тебя враз признала.
ГЕРАСИМ. Где видала-то?
АВДОТЬЯ. У себя за столом, коло своей печи. Приходил ты к нам в Рязань на кузницу, покуда Рязань была и кузня стояла.
ГЕРАСИМ. Мать честная! Никак, Никиты Иванычева хозяйка? Кузнечиха? Да что же это с тобой подеялось, голубушка?
АВДОТЬЯ. Не со мной одной подеялось…, Вся Рязань в углях лежит. Воротилась я тогда с покосу… (Отворачивается, говорит не глядя.) Да уж лучше бы и не ворочаться!
ГЕРАСИМ. То-то тебе ехать так не хотелось. Будто чуяла… Да ты присядь, хозяюшка, хоть на пенек! У нас тут ни лавки, ни красного угла. Живем в лесу, молимся кусту. (Обернувшись к своим.) Да вы что, в землю вросли, робята? Не люди — чисто пеньё! Стоят, не шелохнутся! Накормили бы, напоили бы гостью. Сами небось видите: издалека идет. Сварилось у тебя что в чугунке, Ботин? Тащи сюды! Живо!
БОТИН. Несу, Герасим Сильич, несу! Горяченькое, только поспело.
ВЕРТОДУБ (угрюмо). А только как же это? Будто и негоже. Не по обычаю… Промыслу не будет, коли первую встречу отпускать…
БОТИН. Вот и я так рассудил, Герасим Силыч.
ГЕРАСИМ. Хорошо рассудили! Да я бы вам за эту голову всем головы снес!
БОТИН. А кто ж ее знал, Герасим Силыч, что она в твоей родне считается али в дружбе. Знаку на ней нет, да и как ни говори — обычай…
ГЕРАСИМ. Что вы все одно заладили: обычай, обычай… Есть у нас и другой обычай. Становись-ка вон к той березке, хозяюшка! Да не бойсь, не обидим.
АВДОТЬЯ. А я уж ничего не боюсь. Что хотите, то и делайте. (Становится подле березки.)
СОКОЛИК. Вот это иное дело, не то что голову рубить… А березка-то как раз в рост, словно по мерке.
ГЕРАСИМ. Ну, Вертодуб, руби верхушку, коли руки чешутся. Да смотри — волоска не задень! Знаешь меня!
ВЕРТОДУБ (покосившись на него). Как не знать! Уж поберегусь, не задену. Э-эх! (Ловко отсекает вершинку деревца, подле которого стоит Авдотья.)
ГЕРАСИМ. Что и говорить, чисто. Ну, с почином, Кузя! Ботин, бросай вершинку в костер. Не голова, так головешка будет. (Авдотье.) Вот и вся недолга, хозяюшка! Тебе-то, я чай, все это внове. А у нас, уж не гневайся, каков промысел, таков и обычай. Догадалась небось, что мы за люди?
АВДОТЬЯ. Догадалась.
ГЕРАСИМ. То-то и есть. А только ты не опасайся, мы тебя пальцем не тронем. Я твоей хлеба-соли не забыл, да не забуду вовек. И Никиту Ивановича твоего кажный день добром поминаю. Уж такой кузнец! Лучше, кажись, и на свете не было. Ковалом махнет, что наш Кузя топором. Что ж он, жив али помер, хозяин твой?
АВДОТЬЯ. Живой был. Да один бог знает, снесет ли он неволю татарскую.
БОТИН. У них-то, говорят, умелые люди в чести. Может, и поберегут.
АВДОТЬЯ. Сам не побережется. Не таков человек.
ГЕРАСИМ. А ты куда путь держишь, хозяюшка? Хорониться, что ли, пришла? Много нынче у нас в лесах народу-то спасается…
АВДОТЬЯ. Нет, я не спасаться… Я к татарам иду. В степь.
БОТИН. Что ты, матушка!
СОКОЛИК. Полно ты!… К басурманам? Да они хуже нас. Не пожалеют.
ГЕРАСИМ. Что же ты — сама, своей волей, в полон идешь?
АВДОТЬЯ. Выкуп несла, да твои молодцы отняли. Вот он, мой ларчик, на земле валяется…
ГЕРАСИМ. Ох, срам какой! Алтарь ограбь — и то, кажись, меньше греха будет… Да как же это вы, а?
ВЕРТОДУБ (разводя руками, виновато). Нешто мы знали, Герасим Силыч?
БОТИН. Молчала ведь она, глупая… Не сказалась нам! Да мы б ее пальцем не тронули!… Чай, не басурманы…
ГЕРАСИМ. Подай сюда, Соколик, ларец!
СОКОЛИК (кидается к ларцу). Вот он, Герасим Силыч! Гостье его отдать прикажешь ай как?
ГЕРАСИМ. Да уж не себе взять!
БОТИН (всхлипывая по-бабьи). Прости ты нас, матушка! Истинно по неразумию мы это…