Караколя сразу окружает ликующая толпа, и он теряется в ней. К судейскому столу подходит Гильом с двумя латниками.
Большой Гильом. Не спешите расходиться, господа старшины! От имени моего высокого доверителя заявляю вам, что решение вашего суда неправильно и незаконно.
Мастер Тимолле. Мы решили это дело по совести и по закону, господин Гильом Готшальк. Если одна из сторон недовольна…
Большой Гильом. Как вы смеете называть его светлость герцога де Маликорн "одной из сторон"?
Мастер Тимолле. Однако его светлость герцог де Маликорн судился с метельщиком Жильбертом.
Большой Гильом. Нет. Вы судили метельщика за кражу!
Мастер Тимолле. И оправдали его! Если его светлость не пожелает сообщить, что именно он считает неправильным и незаконным, решение суда останется в силе.
Занавес отдергивается, и перед толпой появляется наместник.
Наместник. Хорошо же! Я скажу вам, чем я недоволен!
Голоса. Кто это?
— Что за чудовище
— Да у него горб втрое больше, чем у Караколя!
Большой Гильом. Тише вы, медники и башмачники! Его светлость говорит!
Стража ощетинилась алебардами. Становится тихо.
Наместник. Старшины! Я оказал вам честь, разрешив судить преступника Жильберта по вашим старым законам и обычаям. Я хотел испытать благоразумие горожан. Но вижу — меня обманули ваши седые бороды и старческие морщины. Вы не судьи, вы запальчивые юноши, а собравшиеся здесь жители города — неразумные дети, достойные розги. До сих пор я вас щадил. Но если с этой минуты кто-нибудь из вас посмеет нарушить мою волю, весь город поплатится за это. Я не оставлю здесь камня на камне…
Вероника (порывисто поднимаясь с места). Ах, довольно мы берегли камни нашего города. Нам надо беречь его честь!…
Наместник (потрясал жезлом). Прочь!… Да и вам всем, старшины и мастера, лучше разойтись по своим мастерским — к вашим печам, верстакам и наковальням. Это вам больше пристало, чем сидеть в судейских креслах. С этого дня я буду судить преступников сам, своим судом!… Господин Гильом, вы знаете, что надо делать… (Исчезает)
Большой Гильом. Бургомистр Мушерон! Прикажите городской страже отвести преступника Жильберта в тюрьму.
Мушерон. Ваша милость, преступника нигде нет. Он скрылся.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Просцениум
Медведь.
Улитка.
Лев.
Улитка.
Заяц.
Улитка.
Но это прекрасная роль!
Лев.
Улитка.
Картина шестая
Площадь Большого Мартина. Раннее утро, У ворот замка и у дверей дома мастера Фирена — часовые. Матушка Марли и тетушка Мимиль почти одновременно появляются в своих нишах.
Матушка Марли. Смотрите-ка, соседка, а старуха Тафаро все-таки готовится к празднику — и коврик разостлала, и цветов припасла. Бабушка Тафаро, а бабушка Тафаро! Что это вы нынче праздновать собрались? Майский день или, чего доброго, свадьбу?
Бабушка Тафаро. Может, и то, может, и другое.
Матушка Марли. Да что вы, бабушка Тафаро! Неужто вам не жаль Вероники? Плакать надо, а не праздновать.
Бабушка Тафаро. Раньше времени плакать-то не стоит.
Тетушка Мимиль. Где там раньше времени! Ей, бедняжке, всего часа три на воле жить осталось. Да и то — какая это воля! Ведь она и сейчас под замком, наша Вероника, хоть еще из дома родного не выходила.
На пороге своей пекарни показывается дядюшка Нинош.