Насмешливо взирали "барсы" на молодых Барата.
Опомнились князья, боязливо стали следить за "барсами", готовые выскочить за дверь. Разодетые, они напоминали огромных сверкающих жуков, но навряд ли владели клинком и конем, без чего ценность их голов, по мнению "барсов", разнялась ценности соломы.
- К справедливому гневу княжны и я хочу добавить такое, - почти мягко начал Дато. - Князю Шадиману незачем было скакать за персами и турками: дальновидные правоверные сами охотно на его зов приходили и за высокую плату, вернее, за предоставленное им право грабить царство, возводили царей на трон по вкусу княжеского сословия, ибо в полном выигрыше оставался Шадиман Бараташвили, ибо вместо царя сам царствовал. Выходит, князь Шадиман приглашал врагов, а Георгий Саакадзе гнал их по дороге смерти. И еще выходит, князья набивали народным золотом хурджини врагов, а заодно и свои, а Моурави ради расцвета Картли высыпал золото из хурджини, отнятых в битвах у врагов. Ты же, князь Заза, что в это время делал? Не то же самое, что и твой младший брат?
- Именно то, - засмеялся Папуна: - лежал посередине, пока князья и азнауры, каждый к себе, тянули одеяло.
- Я бы их полтора часа за такое лежание по...
- Стой, Димитрий, я не напрасно с князьями разговор веду! - Саакадзе зашагал по "залу приветствий" и круто остановился около Заза. - У тебя есть сыновья?
- Двое... - снова опешил князь.
- Какое же ты имеешь право лишать их навсегда родины?
- Но они родились здесь.
- Выходит, твое отечество - Турция?! Молчишь! И должен молчать, ибо полчаса назад посмел намекнуть, будто я туркам предался.
- Нас вынудил отец.
- Отец, а не Картли! А меня - Картли, которую я обязан защищать от князей-шакалов. Знай и ты, князь: тот не человек, не витязь, кто бросает родину, и, как клещ, присасывается к телу чужого царства. Ты не смеешь лишать детей отечества! Это позор для грузина!
- Значит, Моурави, хоть я и князь, но должен вернуться в Картли? Зачем? Чтобы воевать с азнаурами? - Заза высокомерно взглянул было на "барсов" и почувствовал, что кровь отхлынула от его щек.
- Моим "барсам" ты очень нравишься, князь, не опасайся, - с едва уловимой иронией проговорил Саакадзе. - И вообще, азнауры, и их враги, даже самые отчаянные князья, не всегда во вражде. Не раз они откладывали вражду и объединялись, дабы общими силами дать отпор врагу. При царе царей Тамар Грузия простиралась от Никопсы до Дербента и жителей было тысячи тысяч. Но враги растаскали наши земли, как крысы халву, захватили ценности, разграбили города, разрушили творения зодчих, превратили в пепел деревни, обесчестили женщин, истребили население. Как же вы, сыны многострадальной Грузии, можете спокойно на такое взирать?
С изумлением внимали грозным словам Георгия Саакадзе два Барата, они как-то съежились и упорно хранили молчание.
У Димитрия нервно подергивалась рука, Пануш и Матарс, по тайному знаку Саакадзе, не спускали с него глаз, хотя им самим хотелось надавать тумаков двум петухам, дерзким от глупости и заносчивым от чужого богатства.
- Я еще такое скажу, - нарушил неловкую тишину Дато. - Против или за, но, ради сатаны, деритесь, не болтайтесь под ногами. Таких беглецов, как вы, немало, и они пользуются у грузинского народа большим презрением, чем самый свирепый князь.
Видя, что надменность и кичливость следовало оставить по ту сторону Мозаичного дворца, Ило старался придать своим словам иную окраску. Изумило Барата предложение Моурави и Дато, так, словно его вынуждали покинуть благодатный оазис и погрузиться по шею в раскаленный песок.
- Так что же, Моурави, и вы, благородные азнауры, уговариваете нас вернуться в Картли?! Бросить здесь богатство, тень золотой пальмы, высокое положение и...
- Богатство?! - Дато от души рассмеялся. - А разве вы богаты? Тень золотой пальмы только тень! А вам неведомо разве, каким богатством приманивал Непобедимого к себе шах Аббас? Почему не подумали, ради кого бросил Моурави, на которого вы сейчас замахнулись булавкой своих скудных мыслей, сказочные дворцы, хранилище с золотом, кувшины с драгоценностями? Ради кого презрел он почет всего Ирана, восхищение Востока?
- И еще добавлю, - хмуро начал Ростом, опустив свою тяжелую руку на плечо Димитрия, беспрестанно вспыхивающего, - когда посланник римского папы Пьетро делла Валле уговаривал Великого Моурави уйти в Рим воевать за католическое царство, за что сулил корону Северной Африки, то Георгий Саакадзе из Носте такое ответил: "Золото топтал мой конь, слава лежит на острие моего меча. В моей стране мало золотых изваяний, нет изумрудного моря, мало мраморных дворцов, больше серого камня, но это моя страна родившая меня, вдохнувшая в мою душу отвагу, а в мысли - ярость любви и ненависти!" Вот так, князья, а не иначе ответил Георгий Саакадзе из Носте чужеземцу из богатой страны.
Элизбар тщетно старался уловить на лицах двух отпрысков Шадимана хоть проблески смятения. Нет, они оставались холодными, и искры призыва гасли в них. В сердцах он сказал:
- Не пристало вам, сыновьям князя Шадимана, кичиться чужим дворцом и лишней куладжей.
- И еще не пристало полтора года униженно выпрашивать милость у султана. Лучше веселитесь без отдыха, прыгайте вокруг золотой пальмы, тестя радуйте.
- Почему только тестя? - осведомился Гиви. - На подобной пальме еще попугаи сидят.
Барата так наклонили головы, будто почувствовали себя быками, готовыми вскинуть простодушного "барса" на рога. Матарс не хотел шутить, он гордо поправил черную повязку и сверкнул одним глазом.
- Все равно, князья, сколько бы золотых монет и драгоценных камней ни сыпали на вас щедрые чужеземцы, вы всегда будете у них гостями и никогда хозяевами.
- Гостей бараны не любят, их три дня для гостей режут, - начал Гиви.
- А на четвертый учтиво спрашивают: "Не застоялись ли ваши кони?" смеясь, подхватил Автандил.
- Э-э, мальчик, с тех пор как мой любимый шах Аббас мне сказал: "Гость хорош, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти", я больше двух дней нигде не гощу.
Русудан с беспокойством взглянула на Папуна: "Нехорошо, ведь гости подумают - намекаем", - и любезно сказала: