В купе заглянула проводница.
— Мы уже подъезжаем, — сообщила она. — Через полчаса закрываю туалеты.
2
Город Москва
Москва разочаровала Вынтэнэ: после Анадыря с его сорокаэтажными ярангами, подвесными автодорогами, подземным поездом на Канчалан, городом её не назовёшь. Скорее, городок или даже посёлок. Население — тысяч десять, не больше.
Весь центр застроен панельными пятиэтажками. Посреди — бесформенная яранга местного совета — «парламента» Московского автономного округа. Чего в нём такого «автономного», было неясно. Обычная административная единица, как десятки других.
Да и прохожие на вид мало отличались от жителей Тюмени или Читы.
Где, Вынтэнэ, тот сказочный город, который так часто тебе снился? Экзотический и шумный, с бревенчатыми избами… На улицах белобрысые круглоглазые детки водят «хороводы» и играют в «чехарду». Женщины в «кокошниках» поют протяжные песни. А мужчины в «картузах» сидят на «завалинках» и играют на балалайках. Где та Москва, в которую ты верила? Её нет. А может, и не было никогда.
Перед Вынтэнэ — обычный районный центр. Ни больше и ни меньше. Хоть теперь же возвращайся назад!
На вокзале её встречали.
— Я — Кэленкеу, — представился мужчина лет сорока. — Поручили тебя встретить.
— Вынтэнэ, — сказала девушка.
— Знаю, знаю. Журналистка. Приехала про московитов писать. Нам в администрацию позвонили, предупредили…
Кэленкеу понёс чемодан к машине.
— Нам недалеко, — приговаривал он. — Могли б и пешком даже…
— Скажите, а где найти московитов? — спросила Вынтэнэ.
— Да где угодно! Тут, в городе, их тысячи три. Интервьюируй — не хочу!
— Я настоящих ищу, понимаете? Таких, чтоб в избах жили, пасли лошадей, по-московски говорили…
— Дикарей что ли? — удивился Кэленкеу. — Да таких теперь нет. Не осталось. Все в интернатах учились, все по-чукотски шпарят. На мотоциклах ездят, про лошадей забыли.
— Значит, я зря приехала?
— Ну почему же? У нас есть прекрасный народный ансамбль, «Валенки» называется. У них там и костюмы московские, и песни на местную музыку, и спектакли. Всё на чукотском, всё понятно. А ещё краеведческий музей…
— Вы меня не так поняли, — перебила Вынтэнэ. — Я настоящих московитов ищу, не чукотизованных. Тех, что поют на московском наречии.
Кэленкеу пожал плечами.
— Ну, доченька, ежели тебе экзотика нужна — поезжай в деревню.
— Я Вам не дочка и прошу обращаться ко мне на «Вы», — Вынтэнэ не любила фамильярности.
— Ох уж эти анадырцы, — проворчал себе под нос Кэленкеу.
Вынтэнэ сделала вид, что не расслышала. Иногородние не любят анадырцев, считают их снобами. Обычный комплекс нищего по отношению к обеспеченному. А чем, как не бедностью, гордиться немолодому мужчине из провинции?
— Приехали, — буркнул Кэленкеу. — Вот она, гостиница.
Гостиница «Москва» оказалась уютной. А для провинции даже «роскошной». В каждом номере — отдельный душ и туалет. Кровати застелены аккуратно. Окна большие, со шторами. Если б ещё пейзаж за окнами заменить…
— У нас тут вчера иностранцы вселились, — по секрету сообщил швейцар.
Он говорил это так, будто иностранец — это что-то особенное. Таким тоном сообщают о приезде Президента или, как минимум, эстрадной звезды.
— Туристы? — спросила Вынтэнэ.
— Что Вы?! Учёные!
— У вас тут что, наука развита?
— Ну, развита не развита, для ихней науки тут самое место.
— Что же это за ихняя наука? — съязвила Вынтэнэ.
Но швейцар не понял иронии.
— Этнография, — пояснил он. — Ездят по всему округу и московитов изучают. Они-то сами из Литвы, а для литвинов московиты — как для нас каряки.
— Литвины?
— Литвины. Мы ведь, знаете, на границе. Вон, за Ржевом уже и Литва.
3
Литвины
Литвинов было трое — двое мужчин и молодая женщина.
«Как-то мало для экспедиции», — подумала Вынтэнэ.
Были они высокие — на голову выше среднего чукчи. Ну и, конечно же, светловолосые и голубоглазые — прямо как туземцы из детских книжек. Средний анадырец навряд ли отличил бы их от московитов или эрзанцев, о которых, впрочем, тоже ничего не знал.
Вынтэнэ подошла.
— Здравствуйте, — сказала она.
— Здравствуйте, — ответили ей. — Чем можем быть полезны госпоже?