Парень упал на колени, и Поставщик шагнул к нему, чтобы довершить урок. Однако что-то внутри него – о нет, не сострадание и не стыд, а всего лишь сердечный приступ – заставило его схватиться за грудь. Он зашатался, переступая вперед и назад по кругу, словно ему вдруг вздумалось повальсировать. В конце концов он все же выровнял дыхание.
– Ну нет, Поставщик, старина… Твое время еще не пришло… – Он несколько раз врезал кулаком по собственным ребрам, задавая ритм сердцебиению. – Этой старой помпе еще качать и качать!
Убедившись, что порядок восстановлен, он ухватил парня за руку, поднял с земли и швырнул обратно в клеть. Тот рухнул рядом с Натаном, лицом на доски пола, неподвижно уставившись перед собой широко раскрытыми глазами.
– С ним же все в порядке, верняк? – спросил Верняк.
– Облом, – отозвался Облом.
Натан помог пареньку усесться на место, и повозка двинулась дальше.
V
В нескольких ярдах за поставщицкими воротами лошади заартачились. Они вскидывали головы и грызли удила, в воздухе чувствовался едкий запах их пота. От ударов копыт раздавался звон, словно от колокольчика Поставщика, высокий и чистый. Они были на Стеклянной дороге.
Дорога, казалось, вырастала из булыжников мостовой, постепенно проявляясь из их серо-зеленых, в пятнах лишайника, боков; на протяжении нескольких футов она выравнивалась, становилась темнее, превращаясь в единую гладкую монолитную поверхность, словно где-то имелась литейная печь, способная расплавить вещество земли, придав ему зеркальный глянец. Черная тропа, подобная невероятно огромному куску черного янтаря, изгибалась идеальной плоской спиралью и уходила вбок и вверх над трущобами, огибая занятую городом гору и исчезая из виду, затем вновь появлялась с противоположной стороны, пересекала Торговый конец и опять пропадала; петля за петлей, она уходила все выше – над Плезансом и парком на склоне горы, вплоть до ворот Особняка на самой вершине.
Мальчишки заерзали на своих сиденьях. Перед ними была работа Господина, звучавшая холодным звоном его магии.
Поставщик слез с козел, засунул свою трубку в карман пальто и прошел вперед, уже на ходу принимаясь оглаживать коренную лошадь. Он успокаивал и улещал ее, шептал ей ласковые слова и осыпал ее шею легкими поцелуями. Из-за пазухи он достал валяные пинетки, которыми принялся обтирать передние ноги лошади. Любой намек на Живую Грязь он удалял носовым платком, равно как и присосавшихся пиявок мертвожизни. Мало-помалу он дошел донизу и натянул пинетку поверх окованного железом копыта, затем повторил то же самое с другой ногой, неторопливо и ласково, пока обе лошади не оказались избавлены от неприятного, неестественного для них чувства ходьбы по стеклу. Лишь после этого они согласились двинуться дальше.
– А вы там на что уставились, а? Приберегите свои гляделки для тех, кому они по нраву, коли такие найдутся!
Если по булыжной мостовой повозка грохотала, кренясь из стороны в сторону, то Стеклянная дорога была настолько гладкой, что город плавно скользил перед Натаном, словно специально предназначенный для его взгляда, как будто дорога была выстроена лишь для того, чтобы обеспечить им обзор, продемонстрировать мастерство Господина. Надо сказать, что двигались они довольно быстро: на дорожное полотно была наложена эманация, ускорявшая движение путников вопреки уклону, во имя интересов Господина.
Некоторые части города были Натану знакомы (разумеется, хаотическая россыпь трущоб, трубы Фактории, выдавливавшие струи дыма из горнов внутри, плоские серые пространства и складские помещения Пакгаузов), но было здесь и множество таких вещей, каких он никогда прежде не видел. По мере того как его дом оставался все дальше, а петли Стеклянной дороги вздымались все выше, перед ними представал квадрат изменчивой зелени, вытекавшей из склона горы, словно фабричный дым, которому так и не удалось рассеяться. Зелень была окаймлена высокой железной оградой, но колыхалась на ветру. В гуще мелькали древесные сучья, какие-то крылатые существа, что-то наподобие крыс с горделиво поднятыми меховыми хвостами. Еще глубже внизу виднелись залитые светом прогалины и голубая поверхность воды. Натан повернулся, разглядывая вид, но вскоре тот оказался закрыт бесконечным поворотом Стеклянной дороги и тут же затерялся в сумятице его памяти. Затем показались купеческие дома с цветными стеклами в окнах и острыми черепичными крышами. Между домами были улицы, освещенные желтыми фонарями, по которым ходили люди в перчатках, муфтах и кожаных колпаках.