Заслышав колокольчик Поставщика, изнемогающие матери и отцы выбегали навстречу, таща в охапке отбрыкивающихся детей мужского пола, и платили возчику, чтобы он отвез их к Господину, где им могли дать работу. Так их бремя каким-то почти алхимическим образом превращалось в ходячую монету, которую Поставщик также им привозил за определенный процент.
Какое-то время Натан смотрел, как дети и деньги переходили из рук в руки, потом повернулся ко всему этому спиной и продолжил свой путь.
Чем дальше от дома, тем меньше его слух тревожил грохот ударов в Морскую стену. На близком расстоянии в самой громкости этого звука было что-то такое, что притупляло все остальные чувства и заставляло принять согбенную позу. Однако, когда Натан подошел к месту, где Променад пересекался Стрэндом, уводившим дальше по направлению к Цирку, он держался уже несколько прямее, чем прежде, выглядел чуть выше и был гораздо более внимателен. Здесь попадались и другие обитатели трущоб, так что у него было больше причин быть внимательным – как к хорошему, так и к плохому.
Впереди пылал костер в десять футов высотой. Натан остановился погреться. Сгорбленный, покрытый шрамами человек плескал на кучу топленый жир, подпитывая пламя, чтобы нескончаемый дождь не загасил его. Наверху было водружено чучело Госпожи в непристойной раскоряченной позе. Языки пламени лизали ее ноги, руки направляли невидимых огненных птиц; лицо, искаженное уродливой гримасой, было намалевано на старом железном ведре с двумя проеденными ржавчиной дырами вместо глаз. Натан подобрал камень и швырнул. Описав высокую дугу, камень с лязгом врезался в ведро, повернув его в другую сторону.
Люди приходили на Стрэнд, чтобы продать ошметки всякой всячины, которые у них имелись, тем, кому было чем заплатить. Подложив под себя старые коробки, чтобы быть выше Грязи, продавцы сидели, аккуратно разложив перед собой свои товары на квадратных кусках ткани. Если бы у него были деньги, Натан мог бы приобрести моток веревки или сеть, рогатку, разнокалиберные осколки плоского стекла или нарезанное полосками мясо (лучше не спрашивать чье). Сегодня здесь было полно спиртного – его продавали задешево, разливая в деревянные чашки из бочонков с красным купеческим гербом. Не было ни малейшей вероятности, что оно попало сюда легально: купцы пристально следили за своими запасами и не торговали в трущобах. А значит, оно было либо украдено, либо подобрано на берегу. Что именно из двух, пьяницы могли узнать лишь после того, как выпьют. Если бочонки были крадеными, то покупателям не грозило ничего более худшего, чем головная боль на следующий день. Если же их нашли на берегу, это значило, что спиртное выбросили с корабля, потому что оно испортилось, а от испорченного спиртного можно было ослепнуть.
Натан в любом случае не стал бы его покупать – ему не нравился вкус. К тому же у него не было денег и ничего такого, что можно было бы выменять, не считая наволочки и носового платка в кармане, так что он присоединился к остальным детям, которые шли, уткнув глаза в землю и высматривая движение в Живой Грязи.
Он не встретил никого знакомого; впрочем, он и не искал. Здесь лучше было держаться на расстоянии и заниматься своим делом. Вдруг кто-нибудь заметит твою добычу и выхватит ее у тебя из мешка по пути домой?
Кое-кто уже возвращался обратно с шевелящимися мешками. У других мешки были неподвижными, но тяжелыми. У прочих были лишь слезы на глазах – должно быть, не хватило храбрости забраться поглубже в Грязь. Натан мог бы отобрать добычу у тех, кто возвращался нагруженным, – вырвать то, что они держали, и пуститься наутек, – но это был не его способ.
Ему не было в этом нужды.
Чем ближе он подходил, тем ощутимее становился Зуд в кончиках пальцев. Он знал – Зуд, не Натан, – когда и где его могли использовать, и момент был близок.
«Только не вздумай искрить! Ни за что на свете!»
Когда Натан был еще совсем маленьким, отец частенько вставал перед ним, серьезный и внушительный, помахивая пальцем, – и Натан обещал быть хорошим мальчиком… Но даже хорошие мальчики время от времени поступают плохо, разве нет? И вообще, порой так трудно различить плохое и хорошее, правильное и неправильное! Отцу требовалось лекарство, а Зуд желал, чтобы его использовали.
Наверху отбившаяся от стаи огненная птица тяжело взбиралась обратно в облака, преодолевая тяжесть безвольно висящего под ней человека.