Ага, скрылся среди зарослей «гусиной лапки», а рыхлая почва за моей скамейкой сплошь изрыта норками земляных ос, видимо, эти насекомые хорошо уживаются с муравьями и «солдатиками». Да, у них тут целый городок! Некогда любоваться — Аня ждет. Просто, в который раз подумала, что понимаю, отчего наш город называют: «Тюмень — столица деревень». За это его и люблю. И небо в этом районе тоже кажется близким…
А кругом самые знакомые травы — торчат все еще зеленые «ушки» подорожника, вовсю цветет льнянка и пастушья сумка. Даже забавно, лето начинается с цыплячье-желтых цветов одуванчика, а заканчивается тоже желтенькими цветиками кульбабы осенней. Много ее по обочинам вдоль дорог, в парках и скверах. Будто нарочно скромничала кульбаба всю летнюю пору, набиралась смелости показаться людям, а сейчас поняла, что надобно успевать напоследок покрасоваться, иначе скоро польют холодные октябрьские дожди и выпадет первый снег.
Тюмень давно уже зову про себя «городом желтых цветов». Так это же чистая правда! Если не спеша прогуляться по стареньким дворам, можно заметить изобилие простых луговых трав именно с желтыми цветочками самых разных форм и оттенков: мать-и-мачеха, череда, льнянка, потом целое семейство лапчаток — перистая гусиная лапка, лачатка норвежская и серебристая, еще чистотел и те же самые кульбаба с одуванчиком, множество крестоцветных вроде горчицы, даже не знаю их названий.
А в низеньких палисадниках у древних обшарпанных и подновленных пятиэтажек тоже желтеют ирисы и ноготки, бархатцы и люпины, золотарник и декоротивная пижма. Сердце радуется, узнавая привычные с детства растения, словно дорогие друзья встречаются на пути. Кланяются, машут золотыми и рыжими головками, словно желают доброго пути, рассеивают тревогу.
Больниц я побаиваюсь, честно говоря. Ни за что не направлюсь туда по доброй воле, без острой на то необходимости. Но сейчас случай особый, я хочу хоть как-то помочь подруге.
Аня вышла ко мне в мятом домашнем халатике, что я помнила еще по совместному нашему житью. Сердце защемило — похудела, осунулась, на лице одни глаза, губы совсем бесцветные.
— Как ты? Лучше тебе? Отпустят-то когда?
— Да, пару дней, сказали, подержат и выпишут. Тут таких много, а палаты не резиновые. У нас же еще девочки на сохранении лежат.
Аня равнодушно ела вымытые нектарины и смотрела куда-то в стену. А я не знала, нужно ли ей мое сочувствие сейчас, Аня никогда не жаловалась, не ныла. Все держала в себе, отшучиваясь, а меня вечно подкалывала, старалась съязвить по любому поводу. Вот и сейчас держится отстраненно, сухо:
— Ладно, пойду! Спасибо, что навестила.
— Вася-то приезжает? Ань, может, тебе еще что-то надо, ну, полотенце, мыло…
— Да все это есть! Проведают же меня. И теть Маша была. А вообще не хочу ее видеть больше! Утешала, уговаривала, мол, подумай, а если и дальше так. Ну, насчет того, что у нас детей-то не будет. А я не верю, понимаешь? Ерунда это, бредни! Я от Васьки не уйду, пусть она не надеется даже. Думает, я ее не знаю? Да, она любит его до безумия, вот и хочет у своей юбки держать. А он устал… Он мне так и сказал прямо. Когда мы вместе, нам не надо больше никого. А дети… Может, и не в них счастье. И с детьми расстаются люди. Тань, ты лучше езжай домой. Я тебе сейчас лишнего наговорю, у меня в голове такая каша. Хотя, подожди…
Знаешь, я тут пока лежала эти дни столько всего передумала и даже начала писать мемуары. Нашло на меня что-то такое… Вот, возьми тетрадку, пусть будет у тебя. Я давно записываю в нее всякую всячину, можешь почитать, мне уже все равно. Ты ведь тоже пишешь, я втихаря заглядывала, не сердись. У тебя все чистое, доброе, а я просто порой хотела выговориться хотя бы в тетрадь. Ну, все, пока! Я пойду…
Аня, чуть сгорбившись, быстрым шагом удалялась по коридору. А я сунула ее тетрадь в сумку и покинула здание больницы. Только не пошла на остановку, а повернула в тот сквер, где мы стояли на эстраде прошлой осенью. Каменного постамента уже не было, двор реконструировали за лето, обновили до неузнаваемости. Велосипедные дорожки, аккуратные газоны, современные детские игровые комплексы и спортивные уголки. А посередине большой круглый фонтан.
Я села на свободную новенькую скамью и достала Анину тетрадку. Прочла первые странички, написанные корявым почерком и потом отвела взгляд на струи воды, журчащие рядом. На плитке у фонтана лежали два сморщенных тополиных листа, усеянных черными точками. Приближается осень.