Нет, её сознание поймал сам Древнейший. Если она ослабнет и проснётся хотя бы на мгновение, чудовище поглотит её разум и сделает его своей частью. К горлу подступил комок, когда колдун это понял.
Яркая вспышка света снова обратила его внимание на бой. Сквозь натиск извивающихся аболетов ударили небесно-голубые лучи. Рейдон вызвал какой-то особенно яркий пульс из своей груди.
Не обращай внимания, сказал себе Яфет.
Он достал последние две вещи, которые были необходимы для ритуала – Сердце Снов и серебряный футляр с его личной смертью.
Он опустил артефакт полуприкрытым глазом вверх. Голоса круживших над головой аболетов дрогнули, прежде чем продолжить свой речитатив. К счастью, никто не спустился вниз, чтобы рассеять тьму и забрать у него древний глаз их прародителя. Существа почувствовали внезапную близость артефакта, хотя и не видели его. В каком-то смысле небольшая сфера на полу перед ним была более живой, чем целая туша Древнейшего, распростёршаяся над головой.
Он взял серебряный футляр. Прикосновение высушило ему рот в предвкушении. Пытаясь не думать о содержимом, он открыл футляр и опустил порцию пыльцы в один глаз. Ему пришло в голову, что это будет первым испытанием его нового договора. Насколько хорошо он защитит его от симптомов зависимости?
Он сморгнул раздражение. Уже слишком поздно.
Прежде чем красная дымка полностью заволокла зрение, он откупорил пузырёк с порошком из чешуи дракона и высыпал его на каменный шар. Едкий запах обжёг ноздри.
Океанический прилив пыльцы нахлынул на Яфета, он развернул свиток – двойник того, который использовал в прошлый раз, – и разложил его на холодном полу. Пергамент попытался свернуться обратно, так что он прижал верхушку Сердцем, а низ – носками сапог. Кончик пергамента отломился, но свиток по-прежнему был пригоден к использованию. Он подобрал жезл из нефрита, благословлённый в храме Келемвора. Он наклонился вперёд, чтобы можно было прочесть текст и коснуться кончиком жезла неровной поверхности Сердца.
Глаз артефакта моргнул. Сфера повернулась, пока не уставилась прямо на него.
Он вздрогнул, но произнёс слова ритуала, стараясь игнорировать блаженное чувство, с которым пыльца проникала в его кровь. Он решил, что способность пыльцы проницать вуали будет ему необходима – на тот случай, если заклинание, которое даёт возможность видеть незримое, потерпит неудачу. Просто нужно было позаботиться, чтобы пыльца не унесла его прочь.
В помещении звучали взрывы, крики и грохот. Ему показалось, что он слышит победный крик, а за ним – женский вопль боли. Но это была не Ануша, и Яфет продолжал читать свой ритуал. Он не мог позволить себе потерять ещё одно мгновение. Времени на помощь друзьям не было. Лучше даже не смотреть.
Единственной отдушиной была пассивность, вызванная пыльцой путешественников, из-за которой ему проще было игнорировать всё вокруг, кроме слов на свитке у него под ногами.
Рейдон попытался проследить взглядом на полу кольцо, которое чертили аболеты, парящие в воздухе над ним. Символ показывал ему узоры, которые он должен был вырезать, по одному знаку за раз, при помощи вспышек лазурного огня, которые обеспечивал Ангул.
Кольцо было необходимым ингредиентом для удара по ритуалу аболетов столь сильного, что даже Древнейший не только не сможет пробудиться, но даже погибнет.
Чтобы закончить свой круг контр-ритуала, Рейдон убивал аболетов. Которые в то же время пытались убить его.
Каждые несколько мгновений пять или шесть аболетов пытались захватить разум Рейдона бесформенными ментальными зацепами. Ангул и Символ разбивали каждую попытку подчинить его рассудок – монах даже не знал об этом.
Большая часть его внимания уходила на то, чтобы уклоняться от постоянного дождя из слизи, молний и любой другой гадости. Он откатился за границу расширяющейся сферы зелёной энергии, перескочил через волшебный разряд, протыкая аболета, и пригнулся под удар щупальца. Было только бесконечное движение, пока он отражал натиск бесчисленных атак.
Когда счастливому щупальцу или туше, или яростному энергетическому разряду удавалось его задеть, он качался и иногда даже падал. Но бальзам Ангула мгновенно превращал огненную боль в угасающее тепло, а его собственные рефлексы заставляли монаха подниматься после каждого падения. Эти удачные удары занимали только крохотную часть его сознания, но ему приходилось возвращаться на место всякий раз, когда его толкали или сбивали с ног. Было важно не терять своё место на полу.