Воспылало сердце мое во мне и огонь разгорелся в размышлении моем. Говорил я языком моим: Открой мне, Господи, день кончины моей и число дней моих, велико ли оно, да уразумею, что еще остается мне и чего лишаюсь (Пс.38:4–5)
Матушечка, ты похоже чувствовала, что скоро тебя не станет. В позапрошлом году ты начала раздаривать свое нехитрое имущество и однажды, заглянув в твою келью, мы не узнали её. Из домашней уютной комнатки она превратилась во временное пристанище аскета нестяжателя. Потом ты вновь немного «разжилась», но уже исключительно необходимым.
За неделю до смерти, общаясь с трёхлетним малышом — крестником по телефону, ты сказала ему: «Саша, я умираю». И малыш, что-то почувствовав, в день твоей смерти запел бабушке «Многая лета». Ходил по дому в Германии и пел, глядя на твою фотографию.
А ещё позвонила мне твоя знакомая Татьяна, узнав о твоём успении. Кстати, ты ведь ушла от нас 21 числа, 21 года и 21 века. Татьяна плакала в трубку и рассказала о вашем последнем телефонном разговоре, состоявшемся 16 января. Тогда ты, мать Феврония, завершая беседу, произнесла: «С наступающим тебя днём святой Татьяны, с именинами поздравляю!» — «Матушка, — ответила женщина, да ведь ещё больше недели! Потом поздравите!» — «Нет, я тебя поздравляю сейчас, потом не смогу».
Твои вещи разлетались к новым хозяевам мгновенно. Как будто ты сама вернулась в келью и командовала, кому и что забрать на память. Ты и в жизни легко относилась к материальным предметам. С лёгкостью могла отдать и кофту, и редкую книгу, и что-то особо ценное. Хотя что у тебя там было ценное?! На мой день ангела 25 декабря ты позвала меня забежать в гости и вручила засушенный с летней поры цветочек, завёрнутый в полиэтиленовый пакетик. Посмотрела мне в глаза и спросила с некоей тревогой: «Не выбросишь? Не выбрасывай, пожалуйста, это от меня, будешь вспоминать».
Обещаю, не выброшу, уже вложила в любимый молитвослов.
…Впрочем, суетен всяк человек (Пс.38:6)
Ты звала меня, а я не зашла. Отговорилась: потом, ну что за причина торопиться? Моё дело важнее твоего чая, бабушка. Вот если бы была причина посерьёзнее, тогда бы я ещё подумала, менять ли свои планы на тебя… А у меня важное послушание!
Вспоминаю и совестно. Невнимательное, самолюбивое сердце.
И так бы мы не попрощались. Но выдернула из суеты к тебе старшая сестра, которая по-настоящему любит, у которой болит душа за тебя, за монастырь, за знакомых и незнакомых. «Пойдём к Февронии, тревожно!»
Мы стояли у твоего окна и смотрели на твою неестественную заторможенность и печаль. Я должна была вскоре уйти (о, дела-дела!), а «доченька», пригретая тобой, осталась собирать тебя в больницу.
Спешили врачи, нервничал водитель «скорой». Мать Февронию торопили на выход, а она еле шла. Подойдя к порогу кельи, чтобы переступить его в последний раз, она обернулась. Вопреки замечаниям «быстрее, не задерживайте!», она остановилась и стала рассматривать свою келью, служившую ей временным домом 10 лет, в последний раз. Она уже знала то, чего не знали мы. Знала, что не вернётся. Её взгляд задержался на любимых иконах, упал на ложе, на шкаф, на окно. Она выпрямилась и вышла. Оказавшись на улице, она глубоко вдохнула монастырский воздух и посмотрела вокруг, стараясь запечатлеть в памяти храмы и корпуса, любимый кедровник. Прощалась с обителью величественно и несуетливо.
… Блажен, кто опекает нищего и убогого, в день лютый избавит его Господь (Пс.40:2)
Твоим первым послушанием в монастыре был уход за старенькой бабушкой — мамой известного епископа. Она была слепой и беспомощный и ты опекала её до её последнего часа со вниманием и благоговением. Я тогда только приехала в монастырь и с юным интересом наблюдала за тем, как одна крохотная бабушка катит другую, сидящую в инвалидном кресле. Вы с Людмилой Федоровной полюбили друг друга. Вам было не скучно и не трудно вдвоём. Вам было о чём поговорить и помолчать.
После её кончины за кем, бабуля, ты только не ухаживала. И всегда с любовью и всепрощением, пониманием. Бывало, придёшь к тебе, а ты начинаешь вспоминать свою молодость, работу в больнице. Называешь больных по именам, рассказываешь такие вещи, от которых душа переворачивается. Всех помнишь и за каждого вздыхаешь перед Чудотворной иконой.