Ты нам открыла, что смерти нет. Твой уход был таким внезапным, что я до сих пор не осознаю до конца, почему не вижу тебя на твоём месте в храме и в трапезной. Горит свет в твоём окне и кажется, что это ты там читаешь вечернее правило. А там уже живет другая сестра.
Ты соединила для нас два мира в один. За тебя не страшно. У кого-то даже возникло желание искреннее лечь рядом с тобой в соседний гроб, потому что с тобой ничего не страшно, ты приблизила к нам Господа своим уходом.
… А меня за незлобие принял Ты и утвердил меня пред Собою навеки (Пс.37:13)
Каждый человек красив душой. У каждого из нас свой почерк и своя сокровищница. Твоя душа, мать Феврония, владела редким богатством. Ей от Господа были вручены два таланта: кротость и дар материнства.
«Ну и подумаешь, кротость!» — говорим мы, носители мятежного духа. Нам всё не то: хотим революцию, иной уровень жизни и других детей — послушных и умненьких. А сами живём как потребители и не можем создать для других ничего настоящего и ценного. Даже открытку на день рождения друга подписать своими словами не в состоянии.
Кротость, незлобие, смирение — редкие в наше время качества. Множество подделок и имитаций, но подлинное богатство сердца с ними не поставишь в один ряд. Незлобие и не осуждение — штучный товар. Присмотрись, приобрети его, моя душа. Спасибо тебе, мать Феврония, что ты нам показала, как это вообще бывает не в теории.
Но мы больше не благословляем этот мир. Не печёмся о нем, не болезнуем, и не радуемся другим людям. Нас редко что может удивить. Мы не отцы и не матери в своей семье, в своей стране.
Отечественная революция и западные ценности убили в нашем народе чувство сострадания и ответственности за другого человека. Мы усталы и равнодушны. Нам жаль терять время на чужие проблемы. Мы потеряли желание общаться вживую. Да и зачем?
Нам кажется странным, что некоторые «фанатики» хранят верность идеалам и своей любви, не воруют с работы «списанный товар», проводят выходные в поисковых отрядах или в домах престарелых. Собираются вместе после службы, чтобы почувствовать себя в большой семье. Называют друг друга «сестра во Христе», «батюшка».
Мы тянулись к мать Февронии. Она не могла дать нам чего-то сверх духовного: назидания, непрестанной молитвы, цитирования святых отцов. Но она приближала к нам служение Божией Матери и Жен Мироносиц. Она дарила нам материнскую нежность, время, внимание, выслушивала не перебивая. Для неё каждый человек, с которым ей доводилось общаться, становился центром вселенной.
Бабушка, мы осиротели. Такой как ты у нас больше нет. Океан любви покинул нас и перешёл в другое измерение.
… Ибо у Тебя источник жизни, во свете Твоём мы увидим свет (Пс.35:10)
Мы боимся смерти. Мы религиозно образованны и «знаем» что нас ждёт в первый, в третий, и в девятый день по кончине. Мы читали рассказы о том, кто является за душой и как это происходит. Мы боимся страха и забываем Бога. Утешают лишь рассказы вернувшихся «оттуда», как их приветствуют давно умершие родственники и знакомые.
Когда я буду умирать, хочу увидеть среди встречающих мою душу в ином мире и мать Февронию. Чтобы она позвала меня своей пухленькой ручкой и мы бы полетели к Боженьке. Тогда будет светло и спокойно, несуетливо и не страшно.
… Для нас мать Феврония жива, как живы и все наши родные.
Хочется повторить за Арсением Тарковским:
<…> Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком <…>
А часы на монастырской колокольне пробили час ночи, и сестры бесшумно выходят их храма в новый день.
Глава 31. Поминальная молитва
ИНОКИНЕ
В эпоху чёрно-белого кино,
Когда был мир большим,
а дружба вечной,
Смотрела девушка в окно,
Ей шум дождя
казался сном беспечным.
Засматриваясь вдаль,
могла ли угадать
Как близок Тот,
Кого была невестой.
Кто захотел тебя избрать,
И святости росой