— Неужели… и чем же?
— Оно делает тебя быстрее, сильнее, здоровее и умнее.
— Умнее? Теперь ясно, почему оно так пользуется спросом в столице.
— А также оно качественно развязывает язык. Правда, при условии, что я рядом.
— Если оно так хорошо развязывает язык — шприц зачем?
— Ну, если у тебя окажется повышенная воля или пониженная восприимчивость, придётся закачать тебе сырьё для лекарства внутривенно.
— Сырьё?
— Кровь.
— Кровь?
— Да. Мою кровь.
— Ты стебёшься.
— Перейдём к самим вопросам, ладно? — Джин свела ладони вместе и улыбнулась.
— Валяй.
— В чём была цель покушения? Зачем убивать Годрика и его сына?
— Понятия не имею.
— Кто тут стебётся после этого…
— Правда. Я без идей.
— Пиздишь.
— Нет.
— Щас таблетками кормить начну.
— И тогда я отвечу то же самое.
— Как это ты не знаешь? Ты же участвовал… планировал участвовать… да…
— Меня просто попросили.
— Попросили?
— Попросили.
— И ты согласился?
— Согласился.
— Вот просто так?
— Вот просто так.
— Пиздишь.
— Нет.
— Хорошо, другой вопрос: почему ты согласился, когда тебя попросили?
— Не помню.
— Ты стебёшься…
— Я вроде был должен старику, но возможно было что-то ещё.
— Старику?
— Вы задержали его вместе со мной, — Газэф осёкся, — задержали ведь… так?
— Ха-ха, волнуешься? С лысым всё хорошо. Я допрашиваю его сразу после тебя. Я даже подлатала его после боя. Как и тебя, к слову.
— Подлатала?
— Мааааагия, — Джин сделала широкий жест ладонями и попыталась придать тону загадочности.
— Стебёшься…
— Я не шучу.
— Это вроде я сегодня должен был рассказывать сказки.
— В общем, с Ольгердом всё в порядке. Значит, ты ему был должен. И в чём конкретно заключался долг?
— Имперский инквизитор, а так паршиво осведомлена, — после этих слов Джин состроила недовольную гримасу, — что ты вообще обо мне знаешь?
— … эээ… ты Газэф, у тебя есть магическая рапира, ты работаешь на Ольгерда… собственно, всё.
— Может тебе стоит выйти и посовещаться с одним из стражников? Эти увальни побольше тебя знают.
— Кончай языком елозить и к делу, — неожиданно голос инквизитора из игривого перешёл в холодный, у неё начало утекать терпение.
— Общеизвестно, что я Газэф Веренийский. Фехтовальщик и личный телохранитель барона Ольглена. В возрасте двенадцати лет меня представили к его двору. Этому посодействовал капитан одной из имперских пехотных дивизий по имени Ольгерд.
— Он представил тебя барону, хрен знает, сколько лет назад, а потому ты согласился убить большую шишку?
— Именно так.
— Через сранные полжизни?
— Да.
— И ты совсем не знаешь, зачем Ольгерд хотел убить его?
— Нет.
— Совсем?
— Ни малейшего понятия.
— Ты рисковал своей шкурой, не зная о чём сыр-бор?
— Да.
— Ты дебил?
— Нет.
Джин глубоко вздохнула.
— Хорошо, следующий вопрос: на кого работаете вы с Ольгердом?
— Понятия не имею.
— Имеешь.
— Не имею. Я помогал старику, потому что он попросил. И всё. Я не знаю никаких планов далее покушения.Ни о каких целях и задачах. В Эверик я приехал только, чтобы убить местного герцога. Если бы всё получилось, то меня бы уже и след простыл.
— «Получилось»?
— Покушение сорвалось.
— Сорвалось, говоришь?
— Да. Наше с тобой столкновение дало повстанцам сигнал не собираться.
Со стороны инквизитора послышался ряд коротких смешков.
— Что смешного?
Джин злобно улыбнулась.
— Да не обращай внимания. Просто у меня немного другая информация.
— Хм?
— Когда вы прибыли на пункт сбора, операция уже должна была начаться.
— Что?
— Да. Насколько мне известно. И, судя по тому, кто их там ждал, я готова поставить всё своё месячное содержание и бутылку хорошего коньяка в придачу на то, что они все мертвы, — она чуть задумалась, затем расплылась в садистской ухмылке, — ну может быть… кроме одного-двух.
— Значит, сообщение изменили… — до Газэфа дошло: убийца не только отправил, но и переиначил сообщение, это был невероятный просчёт.
— Да. То самое. Кстати сочувствую о смерти Ванессы.
— Твоих рук дело?
— Сам знаешь, что нет. Когда бедных операторов кромсали, ты забирался за мной на крышу.
— Откуда ты знаешь про Ванессу?
— Ты мне «рассказал».
— Не припоминаю такого.
— Ты даже не представляешь, Газэф, каким невероятно подробным источником информации послужила твоя кровь.
— Так вот зачем…
— Да.
— Чушь.
— Отнюдь.
— Если это правда, что я делал до этого?
— «До этого» до чего?
— До нашего боя.
— С утра ты вышел из больницы и пошёл к телеграфу отменять сообщение. Потом ты пошёл к Ольгерду. Потом вы там охрене-е-еть как долго ждали ночи. А затем ты пошёл прямо ко мне. Ах да — с тобой ещё была Дорея и Ирден. Вроде, их так зовут, да?
— Ничего такого, чего нельзя было узнать через лазутчика.
— … эээ… в общем-то… да…
— Очевидно, нас раскрыли и вели от начала до конца. Только вот чего я не понимаю…
— Чего?
— Зачем убивать людей на телеграфе?
Джин тяжело вздохнула. На некоторое время повисла небольшая пауза.
— Если честно… хз.
— «Хз»? Это твой ответ? Хз. Сто человек выпотрошили, как рыбу.
— Ну…
— Я вот гляжу на тебя и не могу понять одного.
— Хм?
— Чем вы друг от друга отличаетесь.
— Кто от кого?
— Старая власть от новой.
— Пардон?
— Те же методы. Те же способы… даже такие же маньяки на службе.
— Эй! Я не маньяк!
— Неужели? Мой вчерашний опыт говорит об обратном.
— … ну-у…
— А резня на телеграфе? Там тоже не маньяк?
— … эээ…
Джин осознавала, что описание Миры на сто процентов подходит под это слово.
— Даже забавно. Новые революционеры сражаются абсолютно под теми же лозунгами, что и старые. И какой смысл был в этом Красном Штандарте? Ничего толком и не поменялось.
— Лозунгами?
— «Справедливость». Представь себе. Они все сражались за справедливость. Вот скажи мне, «инквизитор»: ты веришь в справедливость?
— … эээ… определи «справедливость»…
— Хороший вопрос. Вопрос куда умнее, чем можно подумать. На самом деле… я и сам без понятия.
— Как это?
— Да. Мне не удосужились объяснить это в церковной школе. В простонародье обычно это слово означает простой принцип. «Око за око». Но такая интерпретация кажется ошибочной.
— Почему?
— Возьмём крестьянина, у которого отобрали скот и сожгли дом.
— Возьмём.
— Кому ты будешь в ответ сжигать дом?
— Тому, кто отобрал скот?
— У солдата.
— Наверно, у солдата.
— А этот солдат выполнял приказы местного лорда.
— Тогда местному лорду.
— Допустим, ты убьёшь три коровы, что были у этого Господина и сожжёшь один из его самых маленьких домиков, что были размером с хату крестьянина. Это будет справедливо?
— … да?
— Почему же? У крестьянина отобрали всё, что было. У богатого господина ещё сотня таких домиков. Их страдания будут разными.
— Тогда сжечь все его дома?
— В этом случае ты сделаешь больше, чем сделали тебе. Тогда этот принцип не работает по определению. Вместо одного ока ты выкалываешь десять.
— … но есть же и другой путь. Заставить лорда отдать три коровы и построить крестьянину новый дом.
— Да это так. Но это уже не будет соответствовать данному определению справедливости.
— Значит, определение неверно.
— Получается так.
— Тогда нужно то определение, в рамках которого крестьянину бы вернули и живность и дом.
— Возмещение нанесённого вреда?
— Именно.
— А что делать с тем временем, когда у бедолаги не было ни дома ни коров.
— Оплатить неустойку!
— Как ты золотом оценишь время?
— … эээ… ну… посмотрю, сколько крестьянин с домом за это время зарабатывает… так?
— Наверно это хороший критерий, но что теперь делать с дворянином?
— С дворянином?