– Ты считаешь, им такую особенность сделали? – спросила Лиза.
– Скорее всего, – кивнула Инга. – Понятно, для точного ответа нужна детальная диагностика, но те данные, что пока есть, позволяют предположить, что все эти изменения – рукотворные.
– Хм. С одной стороны, людям под силу такие изменения человеческого организма, с другой – не делают более-менее сложных операций. Как-то это не сходится, не находишь? – спросил Питер.
– А чего еще ждать от людей, которые используют для двигателей антигравий? – вмешался Виктор.
– Ну почему – не сходится? – пожала плечами Инга. – Судя по всему, вмешательства были давно, а операции не делают сейчас. Мало ли что у них произошло за это время. Может, религия не позволяет операции делать?
– Кстати, о религии я не подумал, а жрецы у них, кажется, есть. Если не ошибаюсь, как-то так называли этих фиолетовых, – согласился Питер. – А что, раньше такие изменения могли делать?
– Могли, раз сделали, – слабо улыбнулась Инга. – А вообще, еще до нашего отлета был один профессор, который такими вещами увлекался. Если правильно помню, проводил эксперименты на мышах, у них грива росла, как у львов, даже цвет совпадал и структура шерсти. Потом зверюшек уничтожили, ну, так полагается. Возможно, одними мышами он не ограничился. У него, кстати, несколько учеников было, подающих надежды. Светила науки, все дела. Про них тогда писали периодически. Думаю, если б эта команда задалась целью внедрить какие-то такие признаки, они бы своего добились.
– То есть детишкам скорректировали организмы, а потом отправили с глаз долой в воздушную тюрьму? – спросила Лиза.
– Пока получается так, – подтвердил Якоб. – Давайте зафиксируем тут все и пойдем дальше.
Вскоре они нашли комнату с десятками детских кроваток и тумбочек.
– Похоже, сначала они здесь жили, до того как их отправили в воздушный город, – отметила Рози.
– Они могли тут находиться, пока их модифицировали, – сказала Инга. – Это ведь не быстрый процесс.
– Хотел бы я знать, кто такие модификации разрешил, – вздохнул Питер.
– Насколько я в курсе, официально их никто не разрешал, – в тон ему вздохнула Инга.
Потом было несколько обычных жилых комнат, все они также внимательно осматривались, информация тщательно фиксировалась, и группа шла дальше.
– А что, этот профессор с мышами, он, случайно не был сумасшедшим? – спросила Лиза в ходе осмотра очередной комнаты.
– Точно сказать не могу, мне такая информация не попадалась, – отозвалась Инга. – Ну, есть мнение, что все такие ученые – не от мира сего, но, наверное, это все же не сумасшествие. Я с ним лично не была знакома, только вот в то, что он мог не всех мышей уничтожить, а часть у себя дома спрятать – в это я могу поверить. А в то, что он просто так, из любопытства, вот такие опыты на детях проводил – как-то не очень.
– Ну, может, и не просто так, – продолжила Лиза, показывая остальным старую тетрадь. – Интересные записи тут оказались, коллеги. Сдается мне, их надо тщательно изучить. Возможно, тут есть ответы на многие наши вопросы.
Якоб подошел к ней и быстро просмотрел несколько страниц.
– Согласен, – кивнул он. – Только делать это мы будем на корабле. Так что заканчиваем осмотр этой комнаты, фиксируем все и возвращаемся.
Когда все собрались в рубке, капитан сказал, что они нашли дневник одного из очевидцев событий, которые произошли вскоре после их отлета.
– Понятно, что сведения там субъективные, но, думаю, общая картина станет намного яснее, – обратился он к своим коллегам. – Предлагаю всем ознакомиться с записями, а потом обсудить. Там не очень много, так что почитаем вслух. Начинай, Лиза, а когда устанешь, я тебя сменю.
История болезни
“…Наконец-то мы нашли наших пропавших детей. Спустя все эти месяцы поисков и страданий. Они живы, все сто семнадцать, но в каком они виде! Кажется, что к ним применяли пытки. У всех, абсолютно у всех на коже шрамы, часто они плачут. Мы стараемся быть как можно мягче с ними.
Вероятно, мы никогда не узнаем, что именно с ними происходило. Этот безумец, что держал их в подземелье, сжег свои записи. Подумать только – когда-то он был врачом, профессором. Мы не знаем, были ли у него сообщники. Когда поисковый отряд вошел в подземелье, мужчина был один. Детей нашли в комнатах дальше. Хорошо, что в том отряде не было никого из родителей, страшно представить, что с ними было бы.
Я и несколько коллег разговаривали с этим безумцем в его камере. Периодически он срывался на смех, который звучал особенно жутко в свете всей этой истории. Потому сложно понять, есть ли хоть слово правды в его рассказе. Он говорит, что не хотел детям зла. Наоборот, искал способ пережить все увеличивающуюся радиацию. Для взрослых его метод бесполезен, а у малышей есть шанс. Шрамы – результаты его воздействия. Он не уверен, что все сработает, как надо, без последующих корректировок. Раньше это никто не проверял, да и невозможно предсказать, каким будет уровень радиации уже через год. Но любые изменения сможет сделать только он, все свои записи он уничтожил. Сам он все помнит, а другие без него не разберутся. И отрицает, что у него были помощники. Ему никто не верит. Я тоже не верю. Все склоняются к мнению, что он просто безумец”.