Прямо… Налево… Налево… Прямо…
Я еле успевал за ним, разбивая сопротивление грязной воды достающей до моих колен. Оставь меня одного, и я часами буду блуждать по лабиринтам системы, обеспечивающей чистоту человеческого тела, одежды и утоления жажды. В нашей клинике содержат опасных для общества сумасшедших. Кто-то сбежал, об этом во всеуслышание кричит сирена. Легче поймать беглецов по горячим следам, а потом разбираться, маньяки мы или нет. Кто-то или что-то выдало нас, над головой слышен рев двигателей, крики охранников и лай собак. Здесь нам пригодился дождь. Во время осадков результативность собаки снижается, она хуже выполняет команды, дольше ищет след и работает менее активно.
Направо… Прямо… Налево… Налево…
Брызги воды достают до потолка, крысы в страхе топают по протекающим трубам, спертый воздух стимулирует быстрей добраться до выхода. Я вдруг вспомнил, как сидел на подоконнике и рисовал на запотевшем окне. Я вспомнил, как смотрел на людей, гуляющих в парке, на их вдохи воздуха свободы. Я вспомнил, как мечтал быть на их месте. Усталый, мокрый, пропитанный вонью канализации, бегущий от своих мечтаний в руки неизвестности – мой путь к свободе.
Мы бежали, и я заметил, что мое движение стало медленным, эфирным, как будто воздух был настолько сжат, что не хотел пропускать нас дальше. Метров пять пути мы словно бежали на месте, потом нас выкинуло резким толчком и движения стали еще быстрей.
Налево… Прямо… Направо… Налево… Вот он!
Канализационный люк весит около 50 килограмм. Нам приходится вдвоем стоять на лестнице и сдвигать этот тяжеленный блин.
– Что это было? Почему так тяжело было бежать? – спрашиваю я.
– Граница, где заканчивается территория подсознания, давай толкай! Аккуратней пальцы!
От напряжения неосознанно открывается рот, в него попадают капли дождя, вместе с порцией свежего воздуха. После открытия выкидываем фонарики, резко выскакиваем и бежим, не останавливаясь.
Мои жилы натянуты, подобно стальному тросу, мышцы скованы свинцом, но я бегу. Мой страх, резко переходящий в панику, вызывает неудержимый смех, из-за чего дыхание сбивается еще больше.
Я – предатель собственных надежд.
Там в палате он сказал мне, что нет ничего лучше, чем уйти самому, а не ждать, пока тебе скажут уйти.
Я – исполнитель чужой воли.
Год назад он уже убегал с клиники, пролежав там несколько лет. После череды неудачных попыток, он все же нашел самый безопасный путь, по которому мы и следовали сейчас. Год назад он сбежал за неделю до своей выписки.
Я – непослушный приемный сын самонадеянности.
Будучи под ливнем, мне хотелось принять душ. Дождь был крещением для меня. Я привык к стенам, открытая территория пугала своей безграничностью.
Я – плюшевая игрушка, выброшенная с теплого дома на улицу, лежу в грязной луже, пахну мокрым синтепоном.
Мы отдалялись все дальше и дальше от высоких стен "Подсознания". Машин не было, прохожих тоже, город объяла глубокая ночь. Фонари тихонько гасли, звезды становились ярче, дождь понемногу успокаивался. Моего нового приятеля зовут Сомерсет, мы только сейчас с ним познакомились, как оказалось, не такой уж он и безумец, каким я его себе воображал. Он привел меня в маленький домик на окраине города.
– Это твой дом? – спросил я.
Сомерсет засмеялся.
– Нет, это перевалочный пункт, заходи!
Весь дом пропах гниющей древесиной и воском. Окна были разбиты и заклеены целлофаном, на полу валялись осколки стекла. Дверь, разбухшая от влаги, не закрывалась наглухо, потребовалось немало усилий, чтоб прикрыть ее хоть чуть-чуть. Крыша протекала, как будто ее обстреляли сотни дробовиков в надежде создать дуршлаг. Полы скрипели, независимо от того, ходили по ним медленно или быстро, на каждом квадратном метре были лужи, спасибо дырявому потолку. Электричество отсутствовало, зато свечей – хоть завались. Осыпавшийся камин, маленький круглый стол, на котором стоял подсвечник и две сломанные табуретки.
– Холодновато тут, разведи огонь в камине, – говорит Сомерсет, поджигая свечу сырыми спичками.
Поленья трещат в камине, огоньки свечей танцуют от шального сквозняка, капли с дырявого потолка разбиваются об лужи на полу.
– Ну, и что дальше, – спрашиваю я, садясь за стол.
– Дальше? Дальше свободная жизнь, наслаждайся! – с гордостью в глазах говорит он.
– Наслаждайся? Меня ждала уютная комната в общежитии и жизнь, полная реализованных мечтаний, я мог стать обычным человеком, а что сейчас? Беглец, скрывающийся в этом развалившемся сарае! – табуретка подо мной шатается, как будто ее слепили из желе.