Наш четвертый все равно что шестой. После каждого подъема мама долго держится за сердце, сидит в кресле, пьет капли. А однажды я слышал, как она сказала папе, что лучше б она вышла замуж за Прохоренко, уехала бы с ним работать за границу, он бы сдувал с нее пылинки, вместо того чтоб тащиться с сумками на наш четвертый этаж. Папа ничего не ответил. Он делал из скрепок цепочку. Нанизывал одну скрепку на другую, цепочка становилась все длиннее и длиннее, пока коробка не опустела…
2. Я – законченный неудачник
Каждый год, в начале лета, когда надо собираться в лагерь, у нас отключают воду. Не всю… Холодную оставляют. Хочешь – мой голову, хочешь – стирай белье. Мама не хочет, чтоб я мыл холодной водой голову, – я и так часто простужаюсь, и отправляет меня мыться к бабушке, на Волочаевскую. Моя вторая бабушка – бывшая учительница по литературе. Сейчас она на пенсии, но живет полнокровной жизнью. Ходит в театры и всегда меня проверяет. Не повезло мне с бабушкой… Я еду мыться к ней через весь город.
Спускаюсь по нашему Старосадскому до «Ногина»… На метро, с одной пересадкой, до «Бауманской». А там – на трамвае…
Когда подходил к трамвайной остановке, то увидел толпу народа. Трамвая не было. Говорили, что ремонтируют мост через Яузу и трамваи пустили в объезд.
Я не стал дожидаться окончания ремонта и пошел пешком. Если быстрым шагом, то минут за двадцать можно дойти.
Около рынка меня нагнал синий «жигуленок». Он вильнул к тротуару, дверь открылась, и я узнал дядю Витю:
– Садись, подвезу.
Дядя Витя жил на одной площадке с бабушкой и очень с нею дружил. У бабушки был телефон, а у дяди Вити – нет!
– Мыться?..
Дядя Витя засмеялся моему удивлению:
– У тебя мочалка торчит!
Дядя Витя стал рассказывать, какие он купил рассады, как он пристроит к своему домику веранду – теперь можно… Дядя Витя очень хозяйственный.
На его день рождения всегда открываются разные банки с солеными огурцами, перцами, баклажанами. Компот из вишни, варенье из черники и земляники. У него я ел варенье из черники и земляники, сваренных вместе.
Мы затормозили у светофора, дядя Витя стал настраивать приемник на «хорошую» музыку и вдруг – сильный удар в «зад»; Меня ударила спинка сиденья.
Когда мы выскочили из машины, то увидели распахнутый, словно пасть, багажник. Крылья были смяты в гармошку. Таксист, молодой паренек, держался рукой за ухо. Видно, и ему досталось.
Дядя Витя не кричал, не ругался. Он только пытался закрыть багажник, все время приговаривая:
– …так-так… ого? …вот как?.. а вот: так… как?
Паренек морщился от боли:
– Тормоза… с третьего качка…
Через улицу к нам шел милиционер…
Спустя часа три, с перевязанным веревками багажником, мы приехали на Волочаевскую.
Бабушки я, конечно, не застал – она уехала к подруге, на «чашку чая».
Пришлось возвращаться домой непомытым.
Входя во двор нашего дома, я понял – неприятностей не миновать! Целый день я не звонил.
Мама наверняка сидит в кресле и пьет валокордин.
Папа нанизывает скрепки и не смотрит на маму. И оба они не смотрят на телевизор, который работает сам по себе… Жуть!
Я обреченно вздохнул и направился к подъезду.
– Вась!
Меня окликнул рабочий из булочной на Покровке по кличке «Шопен». Он рассказывал всем, какой у него был замечательный талант, как он играл Шопена на собственном рояле, и что из него могло выйти, если б он не потерял палец во время гражданской войны…
– Вась… Сахар не нужен?
Повезло! Я принесу сахар и скажу, что стоял за ним в очереди…
– Рублевка… На пиво не хватает… Здесь полкило…
Рублевка у меня была. Честно заработанные деньги. Выиграл в шахматы у отца.
Я дал Шопену деньги, от него сильно пахло пивом. И говорил он быстро, махая руками, раскланиваясь, будто на сцене.
– Лишнего не надо, Вась… не такой я человек… могу дать бесплатно… но, извини, надо… значит надо…
Он протянул мне твердый, будто надутый, пакет:
– На здоровьечко!
Дома меня встретили соответствующим образом:
– Как ты мог?! – сказала мама. – Не позвонить?!
Я вся с ума сошла…
– Он совершенно не считается ни с кем, – сказал отец. – Он растет бессердечным эгоистом, таким и вырастет…
– Как ты мог? – снова сказала мать.
– Меня волнует одно – в кого он? – сказал отец.